… В тот раз, бежав из–под караула, Иван быстро разыскал снующих по базару дружков и шепнул им, чтоб шли к реке, садились на паром. А сам быстро забрал вещи и деньги, припрятанные в укромном месте. Поддельная бумага на плотницкую артель осталась у полковника Редькина, а их, наверное, давно искали, и любой драгун или караульный мог опознать и схватить, а уж тогда… Как и условились, встретились через час на пароме, переправились на другой берег реки и, поминутно оглядываясь в ожидании погони, заспешили в ближайшее село — Лысково, в котором уже приходилось бывать вездесущему Гришке Хомяку.
— Есть там у меня одна деваха знакомая, — подмигивал он со значением атаману, — отсидимся до времени.
— Без бумаги нам никак нельзя, — вздыхал Степка Кружилин, — заметут полицаи, как пить дать, заметут.
— Не каркай, — оборвал его Иван, — со мной не пропадешь, придумаем чего. Не впервой.
— Оно понятно, что не впервой, да не дай Бог случай второй, а то хуже прежнего выйдет, — пробовал бузить Степан, но Каин так глянул на него, что тот чуть язык не проглотил и надолго замолчал.
— А мне бы где милую подружку сыскать по душе, по сердцу, да погостевать у нее недельку, отдохнуть малость, потешиться, — вздохнул Леха Жаров. — Тогда бы мне и полицаи не страшны были, зажил бы как турецкий султан, денежек хватит погулять, да еще и останется.
— Найдешь себе еще подружку, — усмехнулся необычайно мрачный Петр Камчатка. Его явно что–то беспокоило, но он отмалчивался и лишь изредка недружелюбно взглядывал на Каина, и молчком вышагивал дальше, тяжело сопя под нос.
— Чего надутый такой? — выждав удобный момент, когда их не могли услышать остальные, спросил его Иван.
— А чему радоваться? — зло огрызнулся тот. — Связались с дурнями, которые ни украсть, ни покараулить не могут. Какой с них толк, скажи? Были бы с тобой вдвоем, нам бы тех денег, армянских, надолго хватило, чуть не на всю жизнь.
— А ране отчего молчал? Почему в Москве не сказывал? — Иван, правда, и в Москве заметил трудно объяснимое дурное настроение своего товарища, но думал: пройдет, переменится. А теперь вон оно как оборачивалось.
— Кто бы меня послухал? Они тебе уши маслом замазали, наобещали сорок коробов, шагу без нас ступить не могут.
— Нехорошо друзей в беде бросать, — попробовал Иван урезонить Петра, сам давеча толковал, мол, в беде воры один другого не оставят никогда. — но тот смачно сплюнул в дорожную пыль, ответил:
— Сроду друзьями они мне не были! Так… поскребыши, прибились к нам, как банный лист к голой заднице, и бросить негоже, и тащить за собой мочи нет.
— Так чего предлагаешь? Сказывай, — осторожно спросил Иван, вышагивая рядом с Камчаткой, с трудом поспевая за ним.
— Разбежаться надо, пока не поздно. Сам по себе пущай каждый и добирается до Москвы. Не желаю им поводырем быть, надоело.
— Перечить не буду, — помолчав, согласился Иван. — Может, так оно и лучше будет. Поглядим, как обернется все.
В деревне Гришка Хомяк без труда нашел деваху, у которой останавливался года два назад. Жила она с двумя младшими братьями при отце, который постоянно бывал в разъездах, нанимаясь к купцам возницей, чем промышляли едва ли не все мужики из их деревни. Деваху звали Нинкой, и была она в доме за хозяйку, поскольку мать схоронили давненько и все бабье хозяйство легло на нинкины плечи. Судя по всему, с Гришкой у них была любовь, и теперь она была несказанно рада его появлению, легко шныряла по большой просторной избе, и улыбка не сходила с ее широкого румяного лица.
Она усадила нежданных гостей на лавки в чисто прибранной горнице и даже не поинтересовалась, кто они, откуда прибыли. Помалкивал и Каин с товарищами, надеясь, что Григорий сам все объяснит своей подружке. А Хомяка было прямо–таки не узнать: он весь разомлел, размяк, и прежняя настороженность слетела с него, уступив место блаженной улыбке. Подобное настроение быстро передалось всем остальным, за исключением Петра Камчатки, который по–прежнему пребывал в дурном расположении духа. Молодые парни, постреливая в нинкину сторону озорными глазами, поинтересовались, есть ли у нее знакомые подружки, что согласились бы погулять, посидеть вместе с ними за столом.
— Как не быть, — лукаво подмигивая, отвечала она, — полдеревни нашей в подружках у меня. Ой, озорные девки, не возрадуетесь.
— А нам таких и подавай, — гордо выпятил грудь Леха Жаров.
— Мы и сами мужики хоть куда, — облизал языком потрескавшиеся губы Данила Щелкан и шмыгнул носом. — Давно я бабьего запаха не чуял, соскучился уже.
— И денежки у нас имеются, — брякнул кошелем Давыдка Митлин, и от глаз Ивана не укрылось, как неприязненно глянул на него Петр Камчатка.
— Порастрясут мои подружки ваши денежки, — захохотала Нинка, — ох, порастрясут и нагишом отпустят.
— Не на таковских напали, — отвечал Леха Жаров, — мы сами с усами, кого хошь потрясем, лишнюю денежку вытрясем.
— Цыц, — оборвал его Иван, — попридержи ботало на… намотано. Больно самоед длинен стал, кто бы не укоротил.
Жаров осекся, замолчали и остальные, но Нинка тут же, войдя в горницу, махнула в иванову сторону рукой и, смеясь, заговорила:
— А ты, старшой али как тебя, мужиков своих не придерживай. Думашь, мне ваши чины неизвестны? Гришку я не первый год знаю. В последний раз от полиции его вместе с дружками у себя схоронила, а потом, ночью, за деревню вывела. Помнишь, Гришаня?
— Как не помнить, — степенно кивнул тот. — Так и было.
— Вот и не сокрытельствуйте от меня, ни к чему. Гришаня со мной всегда расчет верный вел, а я его ни о чем не спрашиваю, но и лишнего сроду не сбалтываю. И подружки мои той же породы, не охочи до бесед с полицаями или иными розыскными людями с Сыскного приказа. Тем и живем, что молчание блюдем.
— А? Вишь, какова Нинка моя? — потянул ее к себе Гришка. — Золото, а не девка. Чего я говорил?
— Пусти, — вырвалась она, — не время, отдыхайте пока, а я обед сготовлю.
Пробыли они в доме у Нинки почти два дня, перезнакомились со всеми ее подружками, и все бы было хорошо, да под вечер оба младших Нинкиных брата вбежали в дом и что–то зашептали сестре на ухо.
— А где они сейчас? — настороженно спросила она, выглядывая в оконце, и Иван мигом догадался: что–то случилось, не иначе как полиция в деревне.
— У дома Журкиных стоят, с дядей Митей беседуют, — ответил старший, успев прихватить со стола капустный пирог и сунув его за спину.
— Положи на место, не таскай со стола, — шикнула на него Нинка и, оборотясь к гостям, сказала, — пойду гляну, чего там…
— Может, мне с тобой? — спросил Иван, но она покачала головой.
— Не, сиди тут. Всяк поймет, что ты за гость. Сама все узнаю.
— А что там? Что? — беспокойно заерзал на лавке Давыдка Митлин.
— Драгуны по дворам ходят, — спокойно ответила Нинка, — пойду узнаю, кого потеряли.
