– Тебе что-нибудь нужно? – спросила Тюльпан.
Гвен покачала головой, опущенной столь низко, что шарф закрывал глаза. Тюльпан помедлила, затем Гвен услышала тихий стук закрывшейся двери и скрип ступеней.
«Почему сейчас?»
Каждый день после отъезда Ройса и Адриана Гвен ждала их возвращения. По вечерам она сидела на качелях на крыльце, глядя на Кривую улицу и представляя, как Ройс едет или идет к ней, и его плащ развевается на ветру. Она никогда не была уверена, что он вернется.
За все то время, что он провел в ее постели, она ни разу не взглянула на его ладонь. Эта мысль казалась предательской, неприличной. Она хотела помочь, а не обокрасть его.
Всю жизнь Гвен шла к этому единственному событию. Ее мать знала. Она заставила дочь отправиться на запад и умерла в пути, но взяла с Гвен обещание добраться до Медфорда и поселиться там. Она так и не сказала почему. Гвен бы этого не сделала, если бы не таинственный человек, в чьих глазах она видела так много и понимала так мало. Она лишь знала, что должна спасти мужчину, который явится ночью, израненный, весь в крови. После стольких лет ожидания и сомнений, правда ли это или ее поступки изменили судьбу, Ройс пришел. Она спасла его, как и было предсказано. Наконец у нее был ключ к разгадке, но она отказалась раскрыть ладонь Ройса и найти ответы.
Когда раненых вымыли и врач закончил над ними трудиться, Ройс лежал без сознания, укрытый белыми простынями. Он выглядел таким мирным. Она прикоснулась к его руке, мягкой, не похожей на руки других мужчин. Ройс Мельборн был изящным. Единственным намеком на то, кто он такой, было клеймо на его плече, темная буква «М».
– Как Адриан? – Это были первые слова, которые произнес Ройс, очнувшись. Собственное состояние его не заботило. Гвен поняла, что это хороший человек.
– С ним все в порядке, – по его взгляду она догадалась, что столь краткий ответ не годится, и добавила: – Доктор перевязал его раны, и он спокойно спит.
– Это вы были на улице. – Узнавание на его лице сменилось замешательством. – Кто вы? Почему вы нам помогли?
Представляя этот момент, Гвен всегда думала, что он будет знать, кто она и почему он здесь оказался, – ведь ему следовало обладать всеми ответами, заполнить все пробелы. В это мгновение она поняла, что этот человек ничего не знает, и улыбнулась при мысли, что может сказать: «Я дочь предсказательницы и пересекла четыре государства, чтобы поселиться в Медфорде, быть здесь, когда ты появишься, и спасти тебе жизнь». Но сейчас было не время: этот человек едва дышал.
– Меня зовут Гвен ДеЛэнси, я содержу этот бордель. Я помогла вам, потому что вы во мне нуждались.
Это не развеяло его замешательства, но он не стал расспрашивать. Он был по-прежнему слаб, по-прежнему испытывал боль.
– Кто вы?
Она должна была спросить. Она так долго ждала этой предсказанной встречи – и должна была знать. Он долго не отвечал, только смотрел на нее.
– Ройс, – наконец сказал он. Неохотно, ворчливо, из вежливости.
Потом она позволила ему снова уснуть – ей было достаточно услышать его имя.
После того первого разговора он притих. Следующие несколько дней спрашивал только про Адриана и расслабился лишь тогда, когда Гвен наконец помогла ему дойти до соседней комнаты, чтобы повидать друга.
– Судя по твоему виду, ходить тебе рановато, – сказал лежавший в постели Адриан.
– Так и есть, – ответила Гвен.
– Ты в порядке? – спросил Ройс хриплым, настойчивым голосом.
Адриан криво ухмыльнулся.
– Последнее, что я помню, это ты по колено в кровавой луже, а я пытаюсь вытащить тебя из-под мертвой лошади под проливным дождем. Ах да, и в меня только что попала стрела. – Он оглядел спальню Этты, полную цветов и кружев. – Да, можно сказать, мне полегчало.
– Ладно, – кивнул Ройс и с помощью Гвен развернулся, чтобы уйти.
– Ты притащился сюда лишь за этим? – прищурился Адриан.
– Мне было скучно, – буркнул Ройс.
– Он спать не мог от беспокойства, – объяснила Гвен.
Ройс нахмурился.
– Я хотел убедиться, что эти люди не… сам знаешь.
– Во имя Марибора, Ройс! – Адриан изумленно покачал головой. – Они спасли нам жизнь. Им можно доверять.
К тому моменту как Гвен уложила Ройса обратно в постель, его рана в боку снова открылась, и пришлось ее перевязать. Кто-то столь неумело зашил ее, что врачу пришлось наложить новые швы. Когда Гвен закончила, Ройс схватил ее запястье.
– Если вы… если вы что-то затеяли… если пытаетесь… – Ройс помедлил, не разжимая слабых, трясущихся рук. Она видела, как ему трудно. – Почему вы сделали это на самом деле? Почему помогаете нам?
– Я уже говорила.
Его выражение лица осталось прежним. Он ей не верил.
Гвен улыбнулась.
Ройс фыркнул.
– Я не понимаю. Тут что-то не так, и уж поверьте мне, я не тот человек, которому стоит переходить дорогу. Осознали?
Она с улыбкой кивнула.
– Что ж… хорошо. – Он отпустил ее. – И будьте осторожны, потому что нас разыскивает целый мир.
Ройс так и не сообщил подробности, но Гвен поняла, что за ними охотятся и они в бегах. Она укрывала преступников, и за это ее могли повесить.
Вспоминая эти месяцы, Гвен считала их самыми насыщенными в своей жизни. Никогда она не испытывала такого страха и такой эйфории. Днем она собирала сплетни и пыталась искоренить слухи о человеке, который просил помощи на Кривой улице в неделю большой бури. Ночью она кормила, мыла и перевязывала Ройса, ведя с ним непродолжительные – зачастую прямо-таки загадочные – беседы. Слабый как котенок, он был вынужден во всем полагаться на нее, и она видела, что это причиняет ему бо́льшие страдания, чем раны.
Поначалу он был молчалив, но дни шли, и они начали обсуждать столь серьезные вопросы, как готовка, шитье, скорые снегопады и Зимний праздник.
– Наверное, вы отмечаете его пиром и украшениями, – сказал Ройс. К тому времени он уже мог сесть, и они разговаривали при свете одинокой свечи. – Куча родственников и друзей, танцы и песни.
Гвен отметила нотку грусти, даже злобы в его голосе. Она покачала головой.
– Я никогда не отмечала Зимний праздник. Мы с мамой вечно путешествовали, обычно вдвоем, и у нас не было денег на пиры. После ее смерти, – Гвен пожала плечами, – я пыталась выжить. Тяжело веселиться, когда нужно выбирать между смертью от голода и рабством.
Она помнила, что он выглядел удивленным, даже подозрительным.
– Не похоже, чтобы ты голодала.
– Сейчас нет. Я наконец решила, что больше не хочу быть жертвой. Дошла до точки, когда устала бояться.
Тогда Ройс протянул руку и впервые без повода прикоснулся к ней. Накрыл ее ладонь своей и мягко пожал. Злоба, которую она заметила на его лице, сменилась сочувствием – не жалостью, а пониманием, разделенным опытом. Она едва не заплакала.
