Орда врет! Врет и что-то от них скрывает. Что скрывает?
Времени оставалось мало. Просто так людей не похищают, уж ему ли этого не знать! Людей похищают с определенной целью, чаще всего чтобы мучить. Ева намучилась достаточно. Ей нельзя больше. Он не позволит.
Замок спал. Или привычно притворялся спящим. А что делают его обитатели, Роман вот прямо сейчас и узнает!
Тетя Люся была уже на ногах, она хлопотала на кухне. Появление Романа встретила удивленным взглядом.
– Проснулись уже? – спросила, не отрываясь от плиты. – Кофе сварить?
– Спасибо, не сейчас. – Роман остановился в дверном проеме, в кухню входить не стал. – Вы не знаете, Амалия уже проснулась?
– Проснулась. Она рано встает, с петухами. Привычка такая еще с молодости.
– А остальные?
– Кто остальные-то? – Все-таки тетя Люся оторвалась от плиты. – Максимилиан до обеда спит. Жан Валентинович тоже только к позднему завтраку обычно выходит, а за девицами этими московскими, – она поморщилась, – я вообще не слежу.
– То есть вы сегодня утром никого из постояльцев не видели? – уточнил Роман.
– Не видела.
– А Гордея? Приходил он сегодня в замок?
– Нет. – Повариха покачала головой. – Этот-то ранехонько встает, но где его носит, никто не знает. Одно слово – блаженный!
Блаженный. И никто не ведает, почему он стал блаженным, что ему довелось пережить. А ведь Гордей их с Евой узнал. Он в отличие от них все помнил. Или не все, но многое. И странности у него появились еще тогда, в подземелье, когда сумасшедший доктор накачивал его их с Евой кровью. Ведь были же странности.
Роман вышел из кухни, направился к черному ходу. Начинать сразу нужно было с Гордея. И к странностям его присмотреться, и призадуматься. Ведь было над чем призадуматься.
А туман снаружи уже почти рассеялся, ошметки его отползали к озеру, растворялись в серебряной воде. Там же, у озера, Роман увидел женский силуэт. Не женский, а почти русалочий. Такое уж это было место, тут впору поверить во что угодно. Амалия выбралась на пирс из воды, отжала мокрые волосы. Сейчас, в мягком рассветном свете, она казалась совсем юной, словно и не было прожитых лет, словно бы и не было в ее жизни страшной потери. Или человек ко всему привыкает, к любой боли? Привыкли же они к подземелью.
– Роман? – Амалия набросила на плечи халат. – Что вы тут делаете?
– Доброе утро! – Приближаться он не стал, остался на деликатном расстоянии. – Я ищу Гордея. Тетя Люся сказала, что он просыпается рано.
– Все местные просыпаются рано, мы так привыкли. А зачем вам Гордей? – В ее голосе Роману послышалась тревога. – Я слышала, вы журналист. Вас, наверное, интересует не только предстоящий змеефест.
– Не только. – Что уж врать, когда кругом такое творится! – Людей убивают, Амалия. Почти так же, как восемнадцать лет назад.
Так же, да не так. Там жертвами были дети. Если не считать тетю Марину… маму. И убийца тогда был другой. И мотивы, надо думать. Или мотивы остались прежними? Ведь Ева не может быть случайной жертвой. Не верится в такие совпадения!
– Вы думаете, Гордей вам поможет? – Амалия сделала несколько шагов ему навстречу, оставляя на досках пирса мокрые следы. – Гордей несчастный мальчик. Он не может помочь даже себе. Вы думаете, я его не расспрашивала, когда он нашелся? Считаете, никто не пытался узнать у него правду? Я пыталась. – Она замерла, вытянулась в струнку, на мгновение превратилась в сотканную из тумана статую. – Нас всех тогда сломало и перекорежило. В той или иной степени. Всех, кто был к той истории причастен. И нам с этим жить. До самой смерти. И если мы можем хотя бы попытаться забыть, хоть как-то приспособиться, то Гордею не дано даже это. Вы меня понимаете?
Он понимал. Отчасти понимал, но соглашаться с услышанным не собирался. И с Гордеем ему обязательно нужно было поговорить.
Амалия обошла его по большой дуге, словно он являлся прокаженным, и как была, босая, направилась к замку. Сейчас, со спины, она уже не походила ни на русалку, ни на юную девушку. Что-то в ней неуловимо изменилось, груз прожитых лет невидимой плитой лег ей на плечи, ссутулил спину. Она сказала, что им с этим жить до самой смерти. Так вот она не справляется. Теперь отчетливо видно, что не справляется…
Гордей обосновался в одном из подсобных помещений. По крайней мере, заглянув в мутное, засиженное мухами окошко, Роман сумел разглядеть самодельную лежанку, стол с остатками ужина, стул и старый фанерный шкаф, место которому в сарае, среди прочей антикварной рухляди. Дверь в подсобку была закрыта, но разве запертая дверь может служить хоть сколь-нибудь значимой преградой?
Она и не стала преградой. Замок Роман вскрыл в два счета, вошел в пахнущее мышами и пылью помещение, осмотрелся. На что рассчитывал, и сам не знал, рассеянно повертел в руках облезлую деревянную лошадку, поднес к глазам треснувший калейдоскоп. Картинки в калейдоскопе были тусклыми, словно запылившимися, как и вся эта комната. Здесь нет ни Гордея, ни того, за что можно зацепиться, пора уходить, но что-то все равно держит, не отпускает.
Кошка, та самая, трехцветная, выступила из темноты, приветственно мяукнула. Значит, вот где она живет. Роман погладил кошку, а потом шагнул к шкафу, распахнул створки. Ничего интересного – все то же старье и тряпье, которым самое место на помойке. Кроме, пожалуй, бейсболки, самый краешек козырька которой выглядывает с верхней полки. Бейсболка была знакомая, Роман уже видел такую совсем недавно, вспомнить бы еще где. За бейсболкой потянулась черная футболка и аккуратно сложенная ветровка, солнцезащитные очки…
Вот на очках он как раз и вспомнил. Тот мужик сидел на веранде в кафе Эммы особняком, в разговоры не вступал, пялился в экран телефона. Роман запомнил его скорее в силу привычки, чем по какой-то особенной необходимости. Запомнил, а потом забыл. И вот сейчас он держал в руках ту самую одежду…
Подумать над увиденным ему не дали, за спиной тихо скрипнула дверь. Горыныч стоял на пороге и не решался войти, словно это он явился незваным гостем, а не Роман, словно этот чужак имеет полное право не только рыться в его вещах, но и наставлять на него пушку.
– Ты… – только и сказал он. – Ты меня нашел.
– А еще я нашел вот это. – Роман аккуратно, не спуская глаз с Гордея, отложил в сторону бейсболку. – Это твои вещи?
Гордей вздохнул, переступил порог подсобки. Вот только внутрь вошел уже не он, а какой-то другой, незнакомый Роману человек. Или все-таки знакомый?..
– Со стволом поаккуратнее. – Он уселся на лежак, вытянул перед собой длинные ноги, посмотрел на Романа снизу вверх, совершенно здравым, с ироническим прищуром взглядом. В полумраке не было никакой возможности разглядеть цвет его глаз, но Роману думалось, что желтого прибавилось. – Еще, не ровен час, выстрелит. – И сам он изменился. Вроде бы остался прежним Гордеем, но вот осанка, взгляд, выверенность движений. Так не бывает. Или бывает? Или уже бывало раньше?
