* * *
Был ли у него план?
Вроде бы нет. На миг он подумал, что нужно бежать, немедленно исчезнуть вместе с детьми, а потом сразу решил, что необходимо успокоиться и выждать. Не было никакой причины для побега. Он должен подождать, пока не забудется этот чемодан, а до этого времени как-то продержаться.
Сара знал, как это сделать. Подобным образом он жил многие годы. Возможно, таков был его единственный расчет: случится всякое другое и сотрет это дело из памяти. В том, что сотрет, Хаим не сомневался. Слушая новости, он ждал сообщений о криминальных событиях в районе. По радио перед праздником сообщили о попытке застрелить какого-то преступника на улице Шенкар.
В канун праздника Хаим все еще не знал, продолжает ли полиция искать того, кто подкинул этот чемодан, – его-то вызвали позже. До получения этой повестки Сара не думал, что такое случится, еще и потому, что у ментов уже был задержанный – человек, который на его глазах попытался удрать и был схвачен. И даже если этого мужика и отпустили, сколько же полиция будет искать того, кто подложил к детсаду чемодан с муляжом взрывчатки и никому не принес вреда?
О том, что пошла непруха, он старался не думать, потому что это была одна сплошная головная боль. И в любом случае время – это его надежда во всем, и в том, что касается детей, тоже. Им требуется время. Если плана и не было, то цель у Хаима была: защитить детей. Позаботиться о том, чтобы они ничего не узнали, не пострадали. Насколько возможно, оградить их от боли и продолжить впечатывать свой образ в их память. Снова приблизить к себе Эзера, который из-за Джени отдалился.
Время скакнет, и все забудется.
Жизнь научила его, что все забывается, хотя сам-то он помнил все.
* * *
Выйдя из комнаты, где спали дети, Хаим отправил мать отдохнуть и привел в порядок гостиную. Убрал маленькие столики, приставленные к обеденному столу, и сложил во дворике штабелем пластиковые стулья. Адина помыла в кухне посуду. За ужином сестра лишь однажды спросила про Джени, и мать на их языке попросила не затрагивать этот вопрос при детях. Хаиму, как старшему сыну, полагалось произнести молитвы.
Когда Адина ушла, он приготовил матери стакан чаю. Им в первый раз удалось поговорить, и она сказала:
– Они выглядят хорошо.
– Привыкают, – ответил Хаим. Эзер и вправду улыбался теперь чаще, чем раньше, и даже присоединился к остальным детям, когда они запели праздничные песни.
Мать спросила, не выпьет ли Хаим чего-нибудь тепленького, и он, подумав, пошел налить себе чашку чаю.
– Увидишь, что им будет лучше, – сказала пожилая женщина. – Она, как мать, о них не заботилась. Посласти сахарином вместо сахара.
Сара подождал, пока чайник снова не закипит.
– А вот насчет садика… Ты уверен, что там всё в порядке? – спросила мать.
– Да, – ответил Хаим.
– Молодец, что устроил воспитательнице разнос, – снова похвалила его мать. – Она больше не посмеет такое тебе устраивать. А что у Эзера в школе?
– Учится хорошо, – ответил Сара. Про муляж он все еще ни словом не обмолвился, так как знал, что она разволнуется и взвинтит и его тоже.
– Они о ней много спрашивают?
– Нет. Иногда.
– Дети мало что понимают, – вздохнула мать. – А как у тебя с деньгами?
– Справимся, – заверил ее Хаим и больше ничего не добавил.
* * *
Праздники всегда были делом трудным. Работники Департамента внутренних дел и Налогового управления, расположенного в Холоне – главные его клиенты, – разбрелись по отпускам, и даже если конторы работали как обычно, часть сотрудников отсутствовала. Больше людей приносили еду из дома. За все про все в эти две недели Хаим приготовил и продал меньше половины бутербродов, чем зимой.
У него были идеи, как увеличить заработок, но пока он решил об этом не говорить. Хаим запланировал снова продавать горячие обеды, мясное блюдо с рисом и салатом, как делал, когда открыл это дело, до экономического кризиса. Он надеялся, что, если предложить блюдо за двадцать пять шекелей, спрос все же появится. А можно еще выставлять на продажу бутылки и банки с напитками, но их нужно продавать охлажденными и по более низкой цене, чем в автоматах. Кроме того, Сара решил проверить у двоюродного брата, устроившего ему работу в Холоне, нельзя ли вести торговлю также и в филиалах, в других городах – скажем, в Ришоне или в Рамат-Гане. Другая возможность – в свободные утренние часы подрабатывать рассыльным. Но тяжелых перевозок и многих часов за рулем Хаим боялся. Так или эдак придется работать побольше и в течение дня, и вечером, дома. Это его как раз не пугало. В последние месяцы Джени все равно не работала, и они тянули только на доходы с его бизнеса.
– Адина будет приезжать, помогать тебе с детьми, – сказала мать.
– Не нужно, – возразил он. – Я хочу сам больше с ними бывать.
– Но ты видел, как она здорово с ними управляется?
Хаим видел. Мать посадила Адину рядом с Шаломом, и та весь вечер следила за ним, очищала рыбу от косточек, вымыла ему руки, когда он вымазался маслом, – все, чего Джени никогда не делала. Когда двоюродные братья стукнули его сзади, малыш побежал именно к ней. Ей было сорок пять – разведенка, бездетная. Два года назад эта женщина стала убираться у его матери. Она жила поблизости, и они сдружились. Адина была благодарна за то, что его мать пригласила ее на праздничный ужин.
– Жаль, что Господь не наградил ее детками. Хорошая вышла бы мама, – сказала она, а Сара встал и поставил чашку с чаем в раковину.
Лежа в постели, он слышал, как она открывает и закрывает кран в кухне, а потом сливает воду в туалете. Подумал, что, возможно, это было ошибкой – прийти к ней на праздники с детьми, хотя и не знал, что ему одному делать с ними четыре дня. Оба мальчика обрадовались, что будут ночевать у бабушки дома. Особенно малыш Шалом. Он спросил, что будет, если мама вернется, а их нет в квартире, и Хаим успокоил его. Сказал, что в праздники она не вернется. Но он опять недостаточно разговаривал с детьми, а ведь обещал себе, что будет. Предоставил матери говорить вместо себя. Будто что-то в ней делало его слабым, хотя она и сама была слабой и просто пыталась помочь. Ей исполнилось восемьдесят. Отец был гораздо старше ее – и умер в пятьдесят шесть лет.
Перед сном Хаим запер дверь изнутри, потому что боялся, как бы именно в этом доме ночью не встать и не уйти, и знал, что, если дети проснутся и им что-то понадобится, чутко спящая мать сразу услышит.
* * *
Назавтра Хаим отправился в синагогу, которую посещал его отец.
Он выспался и чувствовал себя свежим и более уверенным в себе. Тело его словно стало моложе и энергичнее. Сара думал, что не найдет в синагоге свободного места и приготовился стоять во время молитвы, но маленькое помещение не было заполнено. Большинство молящихся оказались стариками, наверное, в возрасте его матери. Мало кто из присутствующих знал Хаима в лицо, и они здоровались с ним кивком головы или желали ему счастливого нового года. Он сел возле отца Шломо Ахоана и попытался молиться с усердием, но потерял место в молитвеннике и заскучал по своим деткам, которые, когда он ушел, еще спали. Ему хотелось взять их на прогулку в цитрусовую рощу, где он когда-то в детстве играл с отцом.
