– Вас вызвали по делу о подозрительном предмете, подкинутом к детскому саду на улице Лавон, – сказал Авраам. – Как я понимаю, ваш сын посещает этот детсад?
– Да. Шалом туда ходит, – ответил Сара.
От вопроса, как в столь пожилом возрасте Хаим умудрился стать отцом, следователь воздержался, хотя спросить ему это очень хотелось.
– Я – инспектор Авраам, ответственный за ведение этого следствия. Пытаюсь выяснить у родителей детей из этого садика, не припомнят ли они что-то неординарное, нечто, что вызвало у них опасение или страх.
Авраам был уверен, что Сара – возможно, из-за его возраста – никак не связан с другими родителями и не знает, что пока на допрос вызвали его одного. Полицейский не собирался рассказывать ему о том, что уже слышал о его стычке с Хавой Коэн. Он ждал, чтобы Хаим рассказал обо всем сам.
Сара покачал головой. Ничего необычного ему не припоминалось. Он сидел на стуле прямо, сложив руки на коленях и прислонившись к его спинке, как будто его к ней привязали.
– Вам известно о каком-нибудь конфликте между жильцами дома и заведующей садиком? – продолжил допрос Авраам.
Хаим ответил, что ничего такого не слышал.
– Скажите, пожалуйста, кто отводит вашего ребенка в садик и кто его забирает? Вы или ваша супруга? – задал инспектор новый вопрос.
– Сейчас – я, жена уехала.
Авраам написал на лежащем перед ним листке бумаги «Жена уехала» и решил расспросить об этом попозже. Он искал голос женщины.
– Хорошо. Когда вы приводили или забирали ребенка, в предыдущий день и назавтра, после того как подбросили этот чемодан, не заметили ли вы, что поблизости шныряет подозрительный человек, кто-то, кто привлек ваше внимание?
– Нет, – ответил Хаим после длительного молчания.
– Уверены? Ничего необычного? Может, кто-то в фуфайке с капюшоном?
Кожа у Хаима Сары была гладкой, без морщин, а зубы – желтыми, но запаха курева от одежды Авраам не почуял. Несмотря на то что сидящий перед ним человек отвечал тихо, выглядел он напряженным и испуганным. Инспектор собрался задать ему тот важный вопрос про скандал с воспитательницей, но в последнюю минуту решил спросить что-нибудь легкое – снять напряжение.
– Вы живете в этом районе много лет? – поинтересовался он.
Перед тем как Сара снова заговорил, прошла долгая пауза, как будто он не знал ответ.
– Наверное, лет двадцать, – сказал он наконец.
– А до этого?
– До чего?
Это было странно: самые простые вопросы вызывали у Хаима неуверенность и заикание.
Он рассказал, что перед тем, как переехать в Холон, жил в Нес-Ционе.
– Расскажите мне вкратце о садике и воспитательнице, – попросил инспектор. – Что вы о ней думаете?
– Садик открылся только несколько недель назад, я еще не… – Сара запнулся.
Авраам ждал, пока не понял, что продолжения не будет.
– Известно ли вам, были ли у кого-то из родителей с ней размолвки? – спросил он тогда.
– Нет.
– Лично у вас размолвок не было?
Вот на этот вопрос Сара ответил быстро и дал полный ответ.
– У меня с ней несколько дней назад была стычка, – сообщил он и рассказал, что они с женой считали – наверное, зря, – что дети в садике задирают их сына. Он увидел на его теле синяки, а как-то раз сын вернулся домой с открытой ссадиной на лбу, которую приобрел, когда бежал. И утром он не захотел идти в сад – сказал, что боится. Жена поговорила с воспитательницей; та все отрицала. Тогда Хаим сам пошел в садик поговорить с ней, и она сказала, что ничего такого не было. Ему показалось, что она в присутствии других родителей намекает на то, что это он сам бьет своих детей. Он вскипел, и хотя до рукоприкладства дело не дошло, он в любом случае знает, что поступил неправильно.
Авраам попытался мысленно представить себе этот разговор между пожилым мужчиной, с его запинками и неречистостью, и Хавой Коэн. Даже когда он сам расспрашивал эту женщину, она говорила с ним на повышенных тонах, и у него возникло ощущение, что его атакуют. И она без продыху врала. Врала насчет угроз по телефону и насчет стычек, которые у нее были. Сара же не соврал.
Внезапно Авраам – впервые с начала расследования – подумал о детях, которые ходят в этот садик. От года до трех. Некоторые, может, еще и говорить не умеют. Неужели Хава могла их обижать? Полицейский не знал, способна ли она на такое, но ему показалось, что способна. Недаром же, пока он ее допрашивал, ему вспомнилась Хана Шараби. Он попытался отделаться от образа тощенького мальчишки, возникшего у него в мыслях против его желания. От этого худенького юного тела, которое отец шмякнул об стену и которое потом недвижно лежало на полу.
Офер Шараби… Может быть, он снова вспомнил мертвого мальчишку из-за встречи со Шрапштейном на заседании?
– Когда это случилось? – спросил инспектор Сару.
– Что случилось? – переспросил тот. Прошла минута, пока этот пожилой мужчина не пришел в себя.
– Ваша с ней стычка, – пояснил Авраам.
– Недели полторы назад.
– То есть перед тем, как подкинули чемодан, – сказал полицейский, и Хаим промолчал.
– А может такое быть, что еще у каких-то родителей были с воспитательницей разногласия? – задал Авраам очередной вопрос.
– Не знаю. Может, только мои дети… – И снова Хаим не стал продолжать то, что хотел сказать.
– Вам кажется, что она обидела вашего сына?
– Воспитательница? Ни в коем разе. Мы и не считали, что это она. Мы думали, что это дети… Я бы к ней Шалома не приводил. – И Сара снова застопорился.
* * *
Была ли во время этого допроса минута, когда Авраам вдруг заподозрил, что именно Сара и подкинул чемодан? Если она и была, то улетела. Сейчас он в основном испытывал неприязнь к Хаве Коэн, и это чувство все нарастало. Было еще несколько вопросов, которые он должен был задать, и Авраам продолжил:
– Где вы были утром, когда к садику подложили этот чемодан?
– С детьми.
– Дома?
– Да. Я привел их в садик.
– Но до восьми утра вы все время были с ними?
– Да. Нет. На самом деле нет. Я каждое утро рано выезжаю – за булочками для своего дела.
– В котором часу?
– Может, в пять…
Авраам поглядел на часы в углу экрана и на свои заметки и вспомнил, что нужно вернуться к уехавшей жене. Чемодан подкинули гораздо позже пяти утра, но если Сара оставил своих детей в пять, он мог сделать это и позже. От его квартиры до садика три минуты пешком, не больше. Инспектор попытался представить себе этого сидящего перед ним пожилого человека в фуфайке с капюшоном – и не смог. Сара, ко всему прочему, был выше среднего роста, а по описанию свидетельницы, человек, подбросивший чемодан, был низкорослым.