Сотовый в спальне продолжал трезвонить. Отвечать Илане инспектору не хотелось.
Под заголовком: «Работа следственной группы – оценка», Лис написала следующие строки, и он медленно прочел их:
«Начальник следственной группы инспектор Авраам Авраам допустил несколько ошибок, которые привели к задержке следствия и затруднили сбор улик против подозреваемых. Тем не менее важно отметить, что анализ этих ошибок производится задним числом, и, на мой взгляд, не найдено ничего, что указывало бы на серьезную небрежность в ведении этого дела.
Можно сказать, что первую ошибку руководитель группы допустил при допросе матери, сразу, как она сообщила об исчезновении сына. Существует реальная возможность, что уже на данном этапе более углубленное расследование, в особенности тщательный обыск квартиры, выявил бы факты, способные вызвать подозрения в отношении родителей жертвы, подверг бы сомнению их первоначальную версию, согласно которой их сын пропал без вести. Ранец, с которым, как утверждала на данном этапе мать, пропавший вышел утром в школу, все еще находился в квартире и был выброшен лишь несколько дней спустя. Кроме того, руководителя группы впустили не во все комнаты квартиры – не в те, которые, как потом выяснилось, являлись частью места преступления. Вполне возможно, что если б в период первых нескольких дней, прошедших после стычки отца с сыном, руководитель группы приказал провести в них тщательный обыск, там были бы обнаружены некие веские улики. За значительный промежуток времени, прошедший между совершением и раскрытием преступления, сцена была очищена, и это сильно затруднило работу следствия.
Во-вторых, руководитель группы допустил ошибку в деле отца, который в период исчезновения сына находился за пределами Израиля. Руководитель группы не приказал ему вернуться немедленно после начала расследования, а вместо этого ждал пять дней до его возвращения, период, за который отец избавился от трупа жертвы, выкинув его в море, и попытался скрыть свою вину всякими другими способами. Ввиду отсутствия тела обвинение затруднялось выявить точные обстоятельства смерти, и приходилось довольствоваться показаниями родителей о том, что произошел несчастный случай. Задним числом можно также сказать, что первый допрос отца не был достаточно тщательным, если вспомнить, что при кратчайшем допросе, проведенном другим следователем группы (инспектором Эялем Шрапштейном), он тут же «раскололся» и признался в убийстве сына.
Третьей ошибкой было то, что руководитель группы проигнорировал необычное поведение одного из свидетелей, Зеева Авни, соседа семьи Шараби и частного репетитора потерпевшего. Зеев Авни в течение трех недель как будто что-то разыгрывал перед руководителем группы, и если б он по собственной воле не сделал признание, не исключено, что дело не было бы раскрыто и по сей день. Через два дня после начала расследования Авни позвонил в полицию и оставил ложное донесение о месте пребывания Офера, а позже написал от имени жертвы анонимные письма Рафаэлю и Хане Шараби – письма, которые в конечном итоге привели к разгадке. На мой взгляд, следственная группа не уделила должного внимания необычному поведению Авни, что привело к задержке в разрешении дела, задержке, имевшей решающее значение для сбора доказательств.
Однако в конечном итоге я хочу подчеркнуть, что инспектор Авраам стоял во главе группы, которая довела расследование до конца. Инспектор Авраам – опытный и перспективный следователь, участвовавший во многих сложных расследованиях, и я очень надеюсь, что ошибки при проведении этого конкретного расследования никак не повлияют на его продвижение и на его дальнейший вклад в работу полиции».
* * *
Авраам долго сидел перед этим открытым отчетом. Марьянка смотрела на него с паспортной фотографии, которую он приклеил к рамке монитора, и инспектор вспомнил, какой далекой она показалась ему во время разговора накануне. Сотовый телефон продолжал трещать, и он пошел в спальню и выключил его, но Илана не сдалась и позвонила на домашний телефон. Он вынул шнур из розетки, и воцарилась тишина, хотя внутри его шумела какофония голосов. Что особенно его задело, так это открытое обвинение в том, что из-за его ошибок родители Офера сумели избежать сурового наказания. Из-за его оплошности у полиции не оказалось трупа убитого, из-за нее место преступления было очищено до того, как его удалось тщательно осмотреть, и прокуратуре пришлось основывать обвинение на утверждении Рафаэля Шараби о том, что смерть Офера – результат несчастного случая. Отец подростка уверял, что он видел, как тот сексуально домогается сестры в ее комнате, и что Офер получил травму и умер из-за попытки отца защитить свою дочь, а опровергнуть его версию не было накакой возможности, потому что мать хранила молчание. Был ли Авраам виноват в этом? Конечно же, да, и он признал это перед всеми.
Аврааму больше всего на свете хотелось ответить Илане. Но что он может написать? Он не понимал, на кого злится. На Лим? На родителей Офера Шараби? На себя самого? Ему хотелось спросить Илану, кто, кроме Бени Сабана, прочитал этот отчет и когда он был написан, и почему она не послала его ему для прочтения. Хотелось все объяснить, хотелось одновременно и обвинить, и извиниться.
Авраам открыл графу «Сообщение» и написал в ней: «Илана». И не стал продолжать.
– Сейчас это неважно, – шепнул он себе. – Неважно.
Сейчас его ждет новое расследование, и это возможность доказать – в основном себе, – что недавние провалы были случайными. Инспектор вытащил сообщение из поступающей почты и перенес его в архив. Не вляпался ли он в очередные промашки при начале нового расследования? Не одурачил ли его кто-то снова, как это сделали родители Офера? Враки Хавы Коэн он учуял сразу. Он был начеку и не поверил ни единому слову из того, что она говорила.
Авраам быстро оделся. Может, именно из-за того, что Илана уговаривала его не исчезать, он не включил мобильник, даже когда вошел в свой кабинет – с опозданием, так, чтобы никто его не заметил. В ее отчете были фразы, которые он уже помнил наизусть: «Руководитель группы допустил ошибку уже при допросе матери, сразу, как она сообщила об исчезновении сына… Оглядываясь назад, можно также сказать, что первый допрос отца не был достаточно основательным, учитывая тот факт, что тот «раскололся» и признался в убийстве своего сына при кратчайшем допросе, проведенном другим следователем группы…»
В половине девятого Бени Сабан как-то испуганно, не постучавшись, влетел в дверь его кабинета. Он был удивлен, когда увидел, что Авраам сидит за столом, погруженный в открытую перед ним папку уголовного дела.
– Вы и вправду здесь? – спросил Сабан. – Илана Лим ищет вас с шести утра. Забыли, что отпуск закончился?
Авраам взглянул на него с удивлением. Откуда Бени знает, что Илана послала ему этот отчет для ознакомления? Он все еще был уверен, что именно поэтому она и позвонила.
– Не заметил, что сотовый выключен, – сказал инспектор. – Сожалею. Она сообщила вам, почему ищет меня?
Ответ его поразил.
– Эта ваша воспитательница… Хава Коэн, – сказал Сабан. – Ее отделали чуть ли не до смерти. Она в «Вольфсоне», в коме. Илана с семи утра на месте преступления и хочет, чтобы и вы ехали туда как можно скорее.
