На секунду инспектор подумал, что, может быть, в последние дни мало говорил с ней из-за расследования. Он чувствовал, что она куда-то ускользает, и даже спросил ее, не случилось ли чего, а она увернулась от ответа. Эта девушка пробыла в его квартире всего неделю в июне, больше трех месяцев назад, но он ощущал ее присутствие в каждом уголке: на балконе, который стал его и Марьянкиным, в гостиной, стены которой предстояло выкрасить белым и голубым, в спальне, где полупустой шкаф и старые деревянные полки дожидались ее вещичек… Под утро, перед тем как пойти в больницу, он снова открыл свою почту. На его письмо она не ответила.
Маалюль, прикрыв рот рукой, методично жевал свой бутерброд.
– В ночь с понедельника на вторник рядом с пляжем в Тель-Авиве, – начал Авраам, – было совершено нападение на Хаву Коэн, жительницу Холона, сорока двух лет от роду, по профессии воспитательницу детей-дошкольников. Как можно заметить из снимков, расправа была жестокой и осуществлена камнем, который сейчас лежит в участке. Этой расправе предшествовали угрозы, и, судя по всему, муляж взрывчатки, подложенный к садику на улице Лавон, которым заведовала пострадавшая, тоже имеет к этому отношение. Место преступления грязное, и в лаборатории судебной экспертизы, видимо, будет немало находок – отпечатков пальцев и следов подошв. Так что когда мы задержим подозреваемого, нам будет над чем поработать.
Маалюль положил свой бутерброд на стол и вытер платком кончики пальцев.
– Прости, что прерываю, – сказал он, – но что это значит: «Видимо, перед нападением были угрозы и муляж взрывчатки?»
– Не видимо, – поправил его Авраам. – Муляж взрывчатки был, и звонок с угрозами в детский сад тоже был. Того, кто звонил, или людей, подложивших этот муляж, мы не нашли. Но убеждены, что между этими событиями есть связь, хотя жертва нападения уверяла, что она понятия не имеет, кто это сделал, а звонок с угрозами вообще скрыла от нас.
На этот раз его прервала Илана:
– Я хочу подчеркнуть, что это версия Ави, а не наша совместная. И даже если в качестве рабочей гипотезы она кажется мне приемлемой, я не хочу, чтобы связь между муляжом взрывчатки и нападением воспринималась как неопровержимый факт. Я считаю, что нужно проверить и другие направления.
– И какие же? – спросил Элиягу.
Несмотря на свой возраст, Маалюль казался Аврааму школьником на перемене, который сидит и жует завернутый в фольгу бутерброд.
– Например, случайное нападение. Или ограбление, – предположила Лим. – Украдены ее телефон и кошелек. Мы знаем наверняка, что изнасилования не было, но, например, нельзя исключить попытку изнасилования или сексуальных домогательств, которые сорвались.
Авраам подождал, пока Илана не закончит говорить, и, не прореагировав на ее слова, продолжил. Несмотря на то что он вздремнул в больнице возле сына Хавы Коэн, голова его была тяжелой от усталости.
– Наш главный подозреваемый – это Хаим Сара, житель Холона, пятидесяти семи лет. У него есть мотив, о котором я могу рассказать. Никакой судимости за ним не числится. Его сын посещал детсад, которым заведовала жертва. И у него, по-видимому, возникло подозрение, что она издевается над мальчиком. Может случиться, что это и явилось причиной нападения. Жертве нанесены удары по голове, и, возможно, тут есть некий знак, о котором стоит подумать. Улики, собранные против Сары, являются косвенными, однако серьезными. В ту ночь, когда произошло нападение, он позвонил жертве и побеседовал с ней до того, как она вышла из дома. На следующий день после нападения он приобрел для себя и детей авиабилеты, предполагая исчезнуть из Израиля в пятницу утром.
– А запрет на его выезд из Израиля получен? Если нет, так, может, стоит обратиться в суд? – тихо спросил Зайтуни, и в его голосе выразилось волнение.
Он единственный выглядел и вел себя так, будто расследование нападения на Хаву Коэн – дело его жизни. Для Иланы это было еще одним делом среди прочих, что лежат на ее ответственности, для Маалюля – передышкой в рутине работы с подростками. А Аврааму следовало что-то доказать и себе, и Илане. Но ему казалось, что чем больше он пытается приблизиться к решению, тем больше оно отдаляется от него. А Марьянкино послание отдалило его еще сильней.
Вместо него на вопрос Зайтуни ответила Лим:
– Если понадобится, мы выпустим его в четверг. У нас в распоряжении есть два дня, и я надеюсь, что за это время уже придут результаты из лаборатории и мы сможем доставить подозреваемого на допрос, взять у него отпечатки пальцев и подошв и предъявить ему улики, полученные с места преступления. А главное – я надеюсь, что жертва нападения придет в себя и будет в состоянии сообщить нам, кто на нее напал, или описать его. Конечно, если она его видела.
Лиор что-то поспешно записал в блокноте. Маалюль, закончивший свой завтрак, разгладил ладонью фольгу, в которой лежал бутерброд, сложил ее вчетверо и убрал к себе в сумку.
– Есть еще одно дело, связанное с подозреваемым, которое я со вчерашнего дня пытаюсь разгадать, – продолжил Авраам. – Наше… или, как сказала Илана, мое предположение состоит в том, что в истории с муляжом и в нападении принимали участие женщина и мужчина. В садик с угрозами звонила женщина, и, как нам кажется, Хава Коэн не отправилась бы встречаться с мужчиной, который ей угрожал. Судя по регистрации в пограничной полиции, жена подозреваемого, гражданка Филиппин по имени Дженнифер Салазар, обладательница временного израильского паспорта, выехала из Израиля двенадцатого сентября и не вернулась. Но в этом деле есть что-то неясное. Я запросил большинство авиакомпаний, чьи самолеты летают на Филиппины, и пассажирки по имени Дженнифер Салазар не было ни на одном из рейсов. Ни в этот день, ни в какой-либо другой. Я постараюсь связаться с филиппинской полицией, чтобы выяснить, когда она въехала в страну, если вообще въехала, и числится ли за ней что-нибудь криминальное.
Илана с любопытством взглянула на Авраама. До начала заседания он не успел рассказать ей об этих своих переговорах с авиакомпаниями.
Были ли сомнения Лим связаны только с ее стилем работы? Или все же это была потеря доверия к нему из-за ошибок в прошлом расследовании? В общем-то, идея обзвонить авиакомпании возникла у него из-за слов, которые Илана сказала ему во время поисков Офера Шараби. Когда после начала поисков прошло больше недели, Авраам выдал ей в минуту отчаяния, что, быть может, с Офером ничего и не случилось. Может, он полетел себе в Рио-де-Жанейро и лежит там на пляже? И Илана тогда ответила: «Но ты же знаешь, что он не в Рио-де-Жанейро; во всяком случае, можешь это узнать. Ты проверяешь в пограничной полиции, покинул он пределы Израиля или нет. И если да, проверяешь списки авиакомпаний, летающих в Бразилию, и видишь, был ли он в период начиная со среды на одном из рейсов в Рио-де-Жанейро или в другой промежуточный аэропорт. Он не поднимется на борт с фальшивым паспортом; он не агент «Моссада», а школьник».
Теперь же Илана спросила:
– А что, если она полетела куда-то в другое место?
– Во время допроса подозреваемый заявил, что его супруга улетела на Филиппины поухаживать за больным отцом, – ответил Авраам. – И то же самое он сказал сотруднице турагентства, у которой заказал билеты для себя и своих детей. Но, может, ты и права. Если он соврал насчет поездки, это будет лишним доказательством его причастности к нападению и к тому, что чемодан подложил он, разве не так? Иначе зачем ему врать?
