Самыми тихими часами в тот последний перед отъездом день было послеобеденное время.
Хаим уложил Шалома в кровать, а потом вернулся в гостиную и сел на диван возле старшего сына, который молча смотрел мультики. Он положил ладонь на мальчишкину голову, и Эзер придвинулся к нему и положил голову ему на плечо. Горечь, поднявшаяся в мужчине после разговора с матерью, как-то улеглась. Хаим знал, что делает для сыновей правильное дело, и пусть никто, даже мать, этого не понимает. Доказательством было это утро, эти часы, которые – он это знал – не забудутся. Никогда еще Сара не чувствовал такой близости с детьми, да и они давно не были такими успокоенными. Эзеру уже не нужен был другой, придуманный папа, и в том, как он сидел рядом с Хаимом, чувствовалась та же умиротворенность, что и в младенчестве, до того как он отдалился от него из-за Джени и всего, что она ему наговорила.
Сара спросил Эзера, хочет ли тот, чтобы он что-нибудь ему почитал, и, когда сын кивнул, пошел в детскую и принес оттуда книжку про мальчика, который ходил во сне. Он выключил телевизор и стал громко читать, как и несколько дней назад. Только теперь, ничего заранее не обдумав, Хаим изменил рассказ. Его сын поднял к нему свои карие глаза и вытаращил их, когда он поменял имя героя с Итамара на Эзера. Герой книги двинулся вперед и вошел в картину, висящую на одной из стен, на которой был нарисован разноцветный самолет. В придуманном Хаимом рассказе мальчик летел в самолете с папой и братом, чтобы отыскать маму, исчезнувшую в другой картине, висящей на стене в далекой стране. Когда Сара подошел к концу этой сказки, он ощутил на плече жаркое дыхание Эзера и понял, что тот заснул.
Мальчик из рассказика маму не отыскал, но нашел папу, который вышел его искать.
Ничего не формулируя в голове, Хаим вдруг ощутил, что впервые сам входит в картину своей жизни и создает собственный рассказ. Он часто ощущал, что судьба не в его руках, но сейчас все было иначе. А когда они вернутся из Манилы, жизнь и у детишек станет другой, без боли.
Сара подождал, пока Эзер не уснет покрепче, после чего осторожно поднялся и позволил сонному тельцу мягко свалиться на диван. Потом вытащил из купленной для дитячьих рисунков пачки чистый листок бумаги, достал из ящика в гостиной ручку и пошел на кухню писать письмо, якобы оставленное для них Джени.
Что сказала бы мать, если б узнала об этом?
Накануне вечером, придя к ней за детьми, Хаим расказал ей, что они на две недели едут на Филиппины, якобы чтобы побыть с Джени и вместе с ней вернуться домой. Он сказал, что, по его плану, они не найдут ее и вернутся одни. Перед этим он говорил только о том, что они уезжают во избежание полицейского расследвания. Теперь же мать посмотрела на него и спросила:
– А туда-то зачем?
И Хаим не мог объяснить ей этого – из-за того, что он рассказал ей о смерти Джени, и потому что знал: она не поймет.
– Таким будет их с ней расставание, – только и сказал он.
А мать продолжала смотреть на него, не понимая.
– Лучше, чтобы у них такого прощания не было, – заявила она наконец. – Ты их сломаешь.
Ее сын промолчал. Он не собирался отвечать, но она все продолжала, стараясь поколебать его упорство. На секунду ему показалось, что пожилая женщина просто боится, как бы во время поездки сыновья не увидели ребят, похожих на себя, и не решили, что, в общем-то, это и есть их место.
– Полиция тебя больше на допросы не вызывала, – сказала мать. – Ну и все, откажись от этой поездки. Они небось уже нашли, кто это сделал. Для детей такое расставание нездорово.
И тут Сара взорвался из-за ее упрямства и этого ее приказного тона и крикнул:
– Снова учишь меня, что делать?! Тебе же, конечно, лучше известно, что для них хорошо, а что плохо!
Мать не знала: по его замыслу, дети должны думать, что Джени ожидает их в аэропорту Манилы, – и это должно стать их первым разочарованием.
Они выйдут в зал для встречающих и станут оглядываться, искать ее. Отец скажет им, что, наверное, она опаздывает или перепутала время посадки самолета, и они будут долго ждать в аэропорту, а тем временем, если проголодаются, купят что-нибудь попить и поесть. Потом они отправятся в дом, где будто бы проживает Джени. Хаим позвонит ей с дороги и не получит ответа, и даже когда они придут туда, ответа так и не будет. Они будут беспомощно ждать возле какого-то, неважно какого, дома, а потом наконец возьмут такси до гостиницы и будут сидеть там и гадать, почему она не пришла встречать их в аэропорт и почему не ждала их дома, а Хаим все будет названивать Джени, но так и не получит ответа. Он будет в недоумении, почему все так вышло. Назавтра они вернутся к дому, в котором живет Джени, и ее снова не будет – но будет письмо, которое она как будто бы для них оставила. Это один вариант. Но был и второй вариант: что письмо окажется не там, а будет послано им в гостиницу.
…Когда ребятишки попрощались с его матерью, еще не ведая, что отправляются в путешествие, и тем более не зная в какое, Хаим даже не сказал ей «до свидания». Он стоял возле дома, на цементной дорожке, которую сам же и проложил, и ждал, пока она закончит обнимать и целовать внуков на пороге. Старая женщина плакала и старалась скрыть свои слезы, но Шалом все-таки спросил:
– Почему у тебя в глазах слезы, бабушка?
И она сказала то, что всегда говорила Хаиму, когда тот был маленьким:
– Потому что я резала лук.
Сара долго работал в кухне над прощальным письмом Джени.
Он просмотрел написанные им слова, после чего пошел в спальню, спрятал письмо в чемодан и снова проверил все ящики Джени. Зачем-то вытащил свадебные фотографии с Кипра и письма, присланные сестрой из Берлина, и посмотрел на корявые рукописные строчки на разлинованной розовой бумаге с кучей сердечек и восклицательных знаков.
Внезапно ему в голову пришла идея: дом, куда они поедут из аэропорта и в котором якобы проживает Джени, не обязан быть каким-то рядовым домом в Маниле, перед которым он решит стоять и звонить ей. Можно поехать к тому дому, где Джени выросла. Ему вспомнилось, что она однажды рассказывала об этом за ужином, где сидели его мать и сестра с мужем. Что она выросла в бедном квартале Манилы, по сравнению с которым Холон – прямо Америка. Хаим запомнил, что назывался этот квартал Тондо, потому что его жена потом упомянула про него еще раз. Дом, в котором жила их семья, стоял возле вокзала, на котором ее отец был администратором. А мать Джени работала в прачечной. Кроме того, Сара вспомнил, что его супруга несколько раз произнесла название Тутубан – возможно, это было название улицы, на которой она жила в детстве. Ему подумалось, что, быть может, он сумеет отыскать это название где-то в ее бумагах. Сара представил себе, как они с детьми стоят втроем напротив старого вокзала и прощаются с Джени, хотя ее там и нет. Хаима пробрала дрожь: он понял, что они едут еще и для того, чтобы как бы устроить ей похороны, и снова засомневался, насколько правильным был его план. У Джени похорон не было, да и не будет. Сара зарыл ее ночью, в одиночку, очень торопливо, и сделал все, что мог, чтобы не смотреть на тело. Даже его матери тогда рядом не было. И если ему удастся разыскать тот вокзал, возле которого росла Джени, он придет туда попрощаться с ней. Это будет что-то вроде повторных похорон.
