– Что ты здесь делаешь? – спросила она.
– Приехал по делам, – сказал Авраам.
– И не сообщил?
– Не знал, пожелаешь ли встретиться.
Суперинтендант не ожидал, что увидит ее так близко, и ее лицо поразило его.
– Шел за мной следом? – спросила девушка.
– Хотелось тебя увидеть, – признался мужчина.
Потому что это действительно было то, чего ему хотелось.
– И не собирался сообщать мне, что ты здесь? Не думал, что я замечу, как ты ходишь за мной с самого утра? – усмехнулась Марьянка.
А ведь Авраам думал, что только понаблюдает за ней издалека.
* * *
Потом они молча шли по улице: она впереди, он чуть сзади – как всегда. Марьянка спросила, помнит ли Авраам, где душ и как поворачивают кран; и, уже находясь под струей горячей воды, он услышал, как она открывает дверь в ванную и кладет на табуретку сухие вещи. Белая майка, его собственная, забытая в стиралке. Девушка пошла в ванную следом за ним, а он ждал ее на кухне. На обеденном столе расположились две чашки горячего чая и банка с сахаром. Его мокрые брюки сохли на радиаторе, который распространял приятное тепло, а на холодильнике все еще стояла фотография, на которой они сфотографировались вместе летом в Брюгге. Марьянка села напротив него, ее влажные волосы были короткими и темными.
– Знаю, я должна объяснить тебе, что случилось, но сперва скажи, как ты? – спросила она.
– Клево, – ответил Авраам.
– Точно?
– Ага. А почему бы и нет?
– Чем закончилось дело со взрывчаткой?
Во времена их последнего разговора по телефону Авраам еще был занят историей с муляжом бомбы в чемодане, подкинутом к детскому саду. А Хаим Сара тогда был только свидетелем. Марьянка еще не знала, что на Хаву Коэн напали и что, как выяснилось, этот самый свидетель убил свою жену и собирался убить двух своих детей. Авраам рассказал ей все: про подозрение, которое у него зародилось, и про возражение Иланы Лим против задержания Сары для допроса, про то, как часы отстукивали время, и про срочные переговоры с Ансельмо Гарбо, про арест в аэропорту и туманное показание мальчишки, про признание Сары и воспроизведение преступления в его квартире. Рассказывал ли он все так подробно и долго, чтобы не говорить о себе? А может, он надеялся, что Марьянка, как в прошлый раз, скажет нечто, что откроет ему глаза и объяснит то, чего он не понимает? Но на этот раз она промолчала. Когда инспектор рассказал ей, что за раскрытие убийства и спасение детей он получил награду и был повышен в должности – стал суперинтендентом, – девушка встала со стула.
– Погоди минутку, – сказала она и исчезла в спальне, а затем вернулась с маленьким пакетиком, обернутым в золотую фольгу, и ее гость попытался осторожно снять ее, чтобы не порвалась.
– Что это? – спросил он.
– Подарок, – ответила девушка. – Тебе. Ну, открывай же!
Авраам Авраам открыл деревянный футляр – и был поражен.
– Почему трубка?
– Я как-то раз проходила мимо бутика, увидела ее в витрине и подумала о тебе. О твоих детективах. Она тебе не нравится?
Авраам не знал, как курят трубку, но обрадовался, что был случай, когда Марьянка о нем подумала. Инспектор услышал шипенье табака, горящего в трубке Ансельмо Гарбо, когда тот по телефону сообщил ему, что Дженнифер Салазар обнаружена. Сумеет ли он курить трубку, как Гарбо? Суперинтендант представил себе, как стоит у входа в участок и пускает кольца сладкого дыма в серое небо Холона…
– Очень нравится, – сказал он. – Только я не умею ее курить.
– Я тебя научу, – пообещала Марьянка. – Это один из запахов, которые мне больше всего нравятся. Мой папа курил трубку, и это запах, который я помню из дома. Жалко, что я забыла купить табак.
Что-то между ними раскрылось, и Марьянка в первый раз улыбнулась, когда Авраам взял трубку в рот и закусил ее зубами. Он не собирался ни о чем спрашивать девушку, но как раз в тот момент она и сказала:
– Я не приехала, потому что испугалась.
– Чего? – спросил Авраам.
– Что брошу эту квартиру и работу в полиции и перееду к тебе, не зная, что с нами будет. Опять потеряю все в жизни, как это уже было, когда мы покинули Словению и приехали сюда. А главное – что через несколько месяцев или лет обнаружу, что это ошибка. Отказаться от всего, что у меня есть, отдалиться от семьи и от самой себя, оказаться в чужом месте – и вдруг обнаружить, что уже больше не люблю тебя… Или что ты разлюбил меня. Что изменил мне со своей секретаршей, потому что я тебе надоела. Разве все не так бывает? Сейчас я тебя люблю; может, и ты любишь меня, и наше с тобой лето было лучшим из всего, что я помню, – но это уйдет. И я не могу позволить себе ради этого снова все потерять.
Авраам улыбнулся, потому что в ушах у него все еще звучало: «Сейчас я тебя люблю».
– С нами такого не случится, – сказал он тихо.
– Как ты можешь знать?
Инспектор вынул изо рта трубку и выпустил в пространство кухни воображаемый дым.
– Элементарно. Знаю, и всё.
– Вроде по твоей теории сыщики всегда ошибаются, – прошептала девушка.
– Но не в этот раз. И к тому же никакой секретарши у меня нет.
Но Марьянка не рассмеялась.
– Ави, я хочу кое-что рассказать тебе, чтобы самой стало легче, – сказала она. – На самом деле это и есть причина, почему я больше не могла с тобой говорить. Не хотелось врать.
Знал ли он все еще до того, как она рассказала, и сам от себя скрывал?
– У меня был роман с другим мужчиной, – призналась девушка. – Короткий. Это продлилось несколько дней – и закончилось. Я не могла говорить с тобой как ни в чем не бывало и скрывать это от тебя. Но и рассказать не могла. Думаю, я сделала это, чтобы доказать себе, что мне нельзя к тебе уезжать. Что нет у нас шансов. И у меня получилось. Ты меня слышишь, Ави? Ты здесь?
Ее гость положил трубку на стол.
– Как это было? – спросил он.
– А это важно?
Это было важно, но на имени этого другого мужчины Авраам настаивать не стал.
– Где вы познакомились?
– На домашней тусовке. Но оставь это, Ави, пожалуйста. Какая разница!
– На домашней тусовке?
– Да. Он мой очень дальний родственник. Живет в Словении и приехал погостить.
Инспектору хотелось, чтобы девушка рассказала еще, и в то же время не хотелось, чтобы она продолжала говорить. Он вспомнил вопросы, которые задавал Саре про его жену в следственной камере участка в ту ночь, когда тот сознался в убийстве. Марьянка лежала в спальне на кровати – на той кровати, что в течение трех летних месяцев была и его кроватью тоже, и мужик, которого он не знал и чьего лица не видел даже в воображении, медленно расстегивал ее блузку, от воротничка до последней пуговки у пупка, и прикасался к ее обнажившемуся светлому бедру… А сам Авраам в это время подготавливал к ее приезду квартиру, метался по следам взрывчатки и по больницам и только того и ждал, чтобы прийти домой и позвонить ей…
