Воцарилось долгое молчание, а потом Родни сказал:
— Это, безусловно, шантаж, причем дурацкий. Никто тебе не поверит. Твою историю воспримут как бред старика, страдающего слабоумием.
— Но всем ведь очевидно, что это не так.
— И кто же, по-твоему, тебе поверит?
— Австралийские кузены. Перед ними я чувствую себя особенно виноватым. Но это не важно, поверят они мне или нет. У каждого в душе, безусловно, останутся большие сомнения. Как я уже сказал, жаль, что вы тогда купили дяде ту коробку конфет. Ну, и факт, что я передал деньги вам… Очень похоже на шантаж. Вряд ли, Милдред, окружному совету понравится эта история. Что же касается тебя, Родни, то есть у меня подозрение, что твои самые выгодные пациенты понесут свои угри кому-нибудь другому.
На сей раз пауза длилась дольше и была более напряженной. Наконец Родни сказал:
— Мы все обдумаем и дадим тебе знать о своем решении послезавтра. В течение этого времени ничего не делай и никому ни о чем не говори. Ты меня понял, папа? Никому.
Этот разговор так расстроил Родни и Милдред, что они покинули «Медоусвит-Крофт», даже не забрав из холодильника пуйи-фюиссе. Миссис Доггет сочла себя вправе конфисковать его в качестве главного приза для благотворительного летнего праздника «Лиги друзей». Мистеру Мейбрику так и не довелось выпить бокал вина в честь своего юбилея, но он утешился тем, что визит его детей прошел лучше, чем он мог надеяться.
Как только они выбрались за пределы городка и очутились на тихой проселочной дороге, Родни съехал на обочину и выключил двигатель. Нужно было принять решение, которое, по их общему мнению, невозможно было успешно обдумать на ходу. Через несколько минут Милдред сказала:
— Все это, конечно, нелепо. Братья никогда не любили друг друга, но убийство… Вряд ли отец мог зайти так далеко. Тем не менее хорошо, что дядю кремировали. У доктора, судя по всему, никаких подозрений не возникло.
— Врачи, имеющие обыкновение подозревать больных из среднего класса в убийстве родственников, как правило, кончают тем, что лишаются всех своих пациентов. В любом случае дядя Мортимер и так умирал. Если отец действительно его… убил… — он с трудом выдавил это слово, — признание дядю не оживит.
Брат с сестрой почувствовали облегчение от неоспоримого факта, что дядю Мортимера уже ничто не вернет. Потом Милдред высказала вслух то, что было у обоих на уме:
— Отсюда до Пентленда несколько миль. Если отец действительно спрятал пузырек в дубе, то он наверняка еще там. А без этой улики никто не примет его историю всерьез. Нет смысла откладывать. Во всяком случае, сейчас не менее подходящее время, чем любое другое.
— Ты не помнишь, кто купил Пентленд? — спросил Родни. — По-моему, душеприказчики продали его дешевле, чем он стоил.
— Кажется, их фамилия была Свинглтон — пожилая бездетная пара. Вряд ли они стали бы лазать по деревьям.
— Сомневаюсь, что и для нас с тобой это теперь будет легко. С теперешними своими габаритами я не залезу в ствол. Если пузырек там, придется чем-нибудь подцепить его.
— Как мы это сделаем?
— У меня в багажнике лежит трость.
— Наверное, будет нелегко найти этот пузырек. Даже в такой яркий майский день внутри разлома темно.
— Я никогда не езжу без фонаря, — самодовольно заметил Родни. — Мы можем воспользоваться им. Проблема в том, как попасть на территорию. Если ворота заперты, придется перелезать через стену. В свое время мы это неоднократно проделывали.
К их несчастью, ворота действительно были заперты. Хоть каменная ограда была высотой не более пяти футов, им оказалось весьма трудно преодолеть ее, и в конце концов они справились с задачей только при помощи складного садового стула, который лежал в багажнике. Другая проблема заключалась в том, чтобы не привлечь внимания проезжающих мимо водителей. Дважды им пришлось прерываться при звуке приближающегося автомобиля, убирать стул и делать вид, будто они бродят по обочине в поисках какой-то травы. Особенно трудно было Родни подсаживать сестру, продолжая при этом прислушиваться и поглядывать на дорогу, а для Милдред неприятным осложнением стала узкая юбка. Есть нечто особо непристойное в виде сорокапятилетней плотной дамы, застрявшей на гребне каменной ограды с болтающимися ногами и задравшейся юбкой, из-под которой постыдно выглядывают белые трусики. Родни содрогнулся при мысли, что́ подумал бы сэр Фортескью Лэкленд, его самый высокопоставленный пациент, если бы увидел их сейчас. Но что подумал бы сэр Фортескью, если бы отец привел свою угрозу в исполнение и сделал признание?
Наконец Родни и Милдред перелезли через стену, сложили стул и, подхватив трость, стали красться вдоль внутренней стороны ограды к обгоревшему дубу. С помощью все того же стула Родни достиг нужной высоты и заглянул в темную глубину разломанного ствола. Милдред подала ему фонарь, и, посветив им, он увидел дно, устеленное сморщенными листьями, высохшими желудями, маленькими веточками и кусочками коры. Поверх всего этого лежал скомканный пластиковый пакет. А рядом с ним Родни заметил нечто более интересное: маленький темно-синий пузырек с гранеными стенками.
— Он там? — тихо спросила Милдред. — Там?
— Да, здесь.
Но обнаружить пузырек оказалось легче, чем достать его. Родни не мог одновременно орудовать тростью и держать тяжелый фонарь, поэтому пришлось им обоим взобраться на стул, крякнувший под их тяжестью и грозивший вот-вот сложиться. Катастрофу удалось предотвратить: Милдред ухватилась левой рукой за один из нижних суков и, слегка подтянувшись, облегчила приходившуюся на стул тяжесть. Она направляла луч фонаря внутрь разлома, а ее брат орудовал тростью в глубине. Его план состоял в том, чтобы подцепить пузырек, подтянуть его к краю разлома по его внутренней поверхности, а потом ухватить рукой. Сначала они испугались, что потеряли его, когда пузырек провалился в кучу сухих листьев. При второй попытке он запутался в пластиковом пакете. Но вскоре Родни удалось подтолкнуть его к стенке разлома, и он начал медленно, осторожно, подтягивать пузырек вверх. Дважды пузырек оказывался на расстоянии, доступном для его левой руки, но срывался. С третьей попытки, боясь говорить и даже дышать, чтобы пузырек не сдвинулся в сторону, Родни подтащил его так, чтобы можно было дотянуться пальцами, и ухватил. Потом с облегчением спрыгнул со стула и подал руку сестре.
— Что вы тут делаете?
Голос, заставивший их, как вспугнутых кошек, в буквальном смысле взвиться с бешено колотящимися сердцами, звучал спокойно, властно и надменно. Обернувшись, они увидели двух молодых людей в твидовых кепи и куртках. Первой мыслью Милдред было, что они егери, но она почти сразу отвергла ее. Территория Пентленда была обширной — два или три акра, — однако едва ли пригодной для охоты, и молодые люди говорили и выглядели скорее как сыновья хозяина, чем его слуги. У одного из них было ружье. Брата и сестру охватил ужас.
Родни онемел от страха и смущения, но Милдред пришла в себя так быстро, что это заслуживало восхищения. Попытавшись пустить в ход все свое обаяние, она произнесла:
