— Ну, продолжай. Пока все сходится.
— Вы взяли хлопушку, кухонный нож и украли у Глории горстку снотворных таблеток, пока мы играли в охоту на кролика. Эта игра была традицией, вы могли не сомневаться, что она обязательно состоится. И это вы попросили обменяться со мной комнатами. Вам нужно было находиться ближе к спальне моего дяди, а меня удалить как можно дальше от нее, чтобы я не услышал выстрела. Турвиллы глухие, а Глория под действием снотворного спит как убитая. Опасность представлял только мой острый молодой слух. Но даже я не мог бы услышать звук выстрела, лежа за тяжелым пологом, окружавшим мою кровать со всех сторон. На самом деле у вас никакой клаустрофобии нет, правда? Иначе вас бы не зачислили в Королевские ВВС.
Генри все так же сверху вниз смотрел на меня, его красивое лицо было по-прежнему спокойным, без тени страха. И я снова подумал, что именно он был Санта-Клаусом. Никто другой в доме не мог сравняться ростом с моим дядей.
Когда он заговорил, голос его звучал иронично, почти весело:
— Продолжай. Ты ведь подходишь к самому захватывающему моменту?
— Вы растворили снотворное в виски Виктора, когда вместе с ним выпивали или позднее, когда он был в ванной. Потом взяли его револьвер и, когда он, одурманенный, раздетый, спал в своей постели, застрелили его — примерно между четвертью и половиной первого. Сразу после часа ночи вы переоделись в Санта-Клауса и в таком виде подменили подарок в моем чулке. Затем облачили труп в костюм Санта-Клауса и ножом пригвоздили угрожающий стишок из хлопушки к его груди. И это вы раздернули светомаскировочные шторы в ванной комнате, зная, что это немедленно повлечет за собой телефонный звонок. Если бы мисс Мейкпис вас не разбудила — но выбора у нее не было, — вы бы притворились, будто услышали, как она крадется за дверью. Вам не составило труда уговорить ее сыграть с вами партию в шахматы и таким образом невольно обеспечить вам необходимое алиби на время после часу ночи.
— Прими мои поздравления, — спокойно промолвил Генри. — Тебе бы сочинять детективные рассказы. Есть что-нибудь, чего ты еще не знаешь?
— Да. Что вы сделали с белыми перчатками и амулетом-черепом из хлопушки?
Он посмотрел на меня, потом наклонился, пошарил рукой в гуще ватных снежков, которыми было обложено основание елки, извлек туго скрученный хлопчатобумажный белый шарик с прилипшими к нему блестками и бросил его в камин. Пламя лизнуло шарик и вспыхнуло.
— Я ждал случая, чтобы сделать это. К полуночи огонь уже угас, а когда его утром разожгли снова, в комнате постоянно кто-то находился.
— А амулет?
— Кто-нибудь сломает об него зуб на следующее Рождество. Я снял тряпицу и промасленную бумагу с рождественского пудинга и утопил в нем амулет. Теперь он там, внутри, вместе с шестипенсовыми монетками. Даже если его найдут на будущий год, будет слишком поздно, он уже ничем не поможет Поттингеру.
— А револьвер вы сразу после выстрела завернули в жатую бумагу от хлопушки, написали свое имя и спрятали среди подарков, висевших на елке. Покидая поместье, просто прихватили бы его с собой, если бы Глория так эффектно не обнаружила его. Неудивительно, что вы пытались остановить ее.
— Свидетелей нашего разговора нет. Я доверяю тебе, однако не так, как ты скорее всего думаешь.
Я посмотрел ему в лицо:
— Я вам тоже доверяю. Пять минут назад я попросил о встрече инспектора Поттингера, сказав, будто вспомнил нечто чрезвычайно важное, и сообщил, что отчетливо видел золотое кольцо-печатку на пальце Санта-Клауса, когда тот опускал ваш подарок в мой чулок. У вас пальцы гораздо толще, чем у Виктора. Вы не смогли бы надеть его кольцо. Если я буду придерживаться своей лжи — а я буду, — они не посмеют арестовать вас.
Генри не поблагодарил меня, и я не сказал больше ничего, только выкрикнул:
— Но почему? И именно сейчас, в Рождество?
— Он убил мою мать. О нет, я никогда не смогу это доказать. Но она покончила с собой через два года после того, как вышла за него замуж. Я всегда хотел убить его, но шли годы, и воля моя слабела. А вскоре началась война. Нынешняя дутая война продлится недолго и начнется настоящая, та, в которой убийства будут происходить всерьез. Я стану сбивать молодых пилотов, обычных порядочных немцев, с кем не имел никаких разногласий. Это придется делать. И они при случае сделают то же самое со мной. Но теперь, когда я убил того человека, который этого действительно заслуживал, это будет для меня не так невыносимо. Я сдержал слово, мысленно данное матери. И если мне суждена смерть, умирать будет легче.
Я представляю объятый пламенем «Спитфайр», который, закручиваясь спиралью, стремительно падает в канал, и гадаю: действительно ли ему было легче?
V
Я отослал по почте свой отчет об убийстве в Марстон-Турвилле Чарлзу Миклдору — бог его знает, зачем он ему понадобился. То дело едва ли можно зачислить в разряд моих удачных расследований. Мне так и не довелось никого арестовать, и тайна остается тайной по сей день. Как только мальчик вспомнил, что видел кольцо на пальце своего дяди, мои доводы против Колдуэлла рухнули. Медицинская экспертиза показала, что Миклдор был мертв задолго до трех часов ночи, когда Колдуэлл и мисс Мейкпис закончили шахматную партию. Колдуэлл не мог застрелить его и сделать все, что требовалось, за несколько минут между раздачей подарков и телефонным звонком уполномоченного по гражданской обороне.
Алиби Колдуэлла выстояло.
Турвиллы погибли, отправившись в Лондон на один день и попав под обстрел ракетами «Фау-2». Что ж, они умерли именно так, как хотели: быстро и вместе. Но в том доме Турвиллы живут по сей день. Их сын вернулся с войны и выкупил свое родовое поместье. Интересно, пугают ли друг друга в сочельник его внуки легендами об убийстве Санта-Клауса?
Ни Пулу, ни мисс Белсайз не было суждено долго наслаждаться полученным наследством. Мисс Белсайз купила себе «Бентли» и разбилась, управляя им в нетрезвом состоянии. Пул приобрел дом в деревне и стал изображать джентльмена. Но не прошло и года, как старый грех сладострастия к маленьким девочкам одолел его снова. Я уже был готов арестовать Пула, когда он сам повесился у себя в гараже на бельевой веревке. Палач сделал бы это искуснее.
Порой я думаю: не солгал ли Чарлз Миклдор насчет того, что видел кольцо. Теперь, когда мы поддерживаем связь друг с другом, мне хочется спросить его об этом. Но прошло более сорока лет — старое преступление, старая история… А что касается Генри Колдуэлла, то, если тот и был в долгу перед обществом, он оплатил его сполна.
Жертва
Разумеется, вы знаете принцессу Илсу Манчелли. Я имею в виду, что вы не могли не видеть ее на кино- и телеэкране или на фотографиях в газетах: вот она прибывает в какой-нибудь аэропорт со своим последним мужем, вот отдыхает на их яхте, вот, увешанная драгоценностями, присутствует на премьере, гала-концерте — в общем, на любом светском мероприятии, где богатые и успешные обязаны появляться. Даже если вы, подобно мне, испытываете лишь усталое презрение к тому, что, кажется, называют наднациональной элитой, то, живя в современном мире, не могли не слышать об Илсе Манчелли. И не можете не знать хоть что-нибудь о ее прошлом. Короткая и не слишком успешная кинокарьера: даже ее красота, заставляющая сердце замирать, не сумела компенсировать скудость таланта. Последовательность браков: сначала замужество за режиссером, который снимал ее первый фильм и который ради нее разрушил свой брак, длившийся двадцать один год, потом — за техасским миллионером и наконец — за принцем.
