Фрэнк резко вскинул голову.
Нет, об этом я не прошу! У меня есть работа — зачем мне нужны твои деньги?
Тогда что же тебе нужно?
Мне нужно, чтобы ты поговорила с мамой. Сказала ей, что я жалею.
Она должна услышать это от тебя.
Я пытался сказать ей, но она не захотела выслушать меня.
Джейн вздохнула.
Хорошо, хорошо, я скажу ей.
И… и спроси у нее, когда я смогу вернуться домой.
Джейн уставилась на отца.
Ты шутишь!
Почему у тебя такое лицо?
Ты думаешь, мама позволит тебе переехать назад?
Полдома принадлежит мне.
Да вы убьете друг друга!
Не хочешь, чтобы твои родители снова были вместе? Разве дочь может говорить такое?
Джейн сделала глубокий вдох, и, когда она заговорила, слова прозвучали четко и ясно.
Так значит, ты хочешь вернуться к маме и жить, как прежде. Ты это хотел сказать? — Она потерла виски. — Черт побери!
Я хочу, чтобы мы снова стали семьей. Она, я, ты и твои братья. Вместе отмечали бы Рождество и День благодарения. Чтобы мы были вместе во все другие прекрасные праздники и прекрасные ужины.
«В основном прекрасные ужины», — поняла Джейн.
Фрэнки на нашей стороне, — продолжал отец. — Он хочет, чтобы это случилось. И Майк тоже. Нужно только, чтобы ты поговорила с ней, потому что тебя она слушает. Попроси ее взять меня назад. Скажи, что все должно быть именно так.
А как же Корсак?
А кого он волнует, черт возьми?
Они помолвлены. И планируют пожениться.
Твоя мать еще не разведена. Она по-прежнему моя жена.
Тут дело только в документах.
Тут дело в семье. В том, как должно быть. Прошу тебя, Джейн, поговори с ней. И мы снова станем семейством Риццоли.
«Семейством Риццоли», — повторила про себя Джейн. И задумалась о том, что это значит. Это их история. Все праздники и дни рождения, которые они отмечали вместе. Воспоминания, принадлежавшие только их семье. За этим стояло нечто сакральное, нечто, что невозможно просто так отбросить; Джейн была достаточно сентиментальной — она тосковала по этой утрате. И вот теперь есть возможность восстановить, склеить все это заново, чтобы мама и папа опять были вместе, как прежде. Фрэнки и Майк хотят этого. Папа хочет этого.
А мама? Чего же хочет она?
Джейн вспомнила о розовом свадебном платье из тафты, которое Анжела с такой гордостью показывала ей. Вспомнила, как они с Габриэлем последний раз приходили к маме на ужин; тогда Анжела и Корсак хихикали, словно подростки, и наступали друг другу на ноги под столом. Глядя на сидевшего напротив отца, Джейн не могла припомнить, чтобы он хоть когда-нибудь наступал маме на ноги под столом. Или хихикал. Или шлепал Анжелу по попе. Она видела перед собой усталого, разбитого мужчину, сделавшего ставку на чудаковатую блондинку и проигравшего. «А если бы я оказалась на месте мамы, — задумалась Джейн, — приняла бы я его обратно?»
Джени? Поговори с ней от моего имени, — взмолился Фрэнк.
Риццоли вздохнула.
Ладно.
Поторопись. Не то она слишком сблизится с этим подонком.
Корсак не подонок, папа.
Откуда ты знаешь? Он пришел и забрал то, что ему не принадлежит.
Он пришел, потому что появилось свободное место. Ты ведь понимаешь, верно, что многое изменилось с тех пор, как ты бросил ее? Мама изменилась.
Я хочу вернуть ее такой, какой она была. Я сделаю все, что угодно, чтобы она была счастлива. Скажи ей это. Скажи, что все будет, как в старые добрые времена.
Джейн поглядела на свои часы.
Пора ужинать. Мне нужно идти.
Обещаешь сделать это для своего старого папы?
Да, обещаю. — Она соскользнула с дивана, радуясь возможности сбежать от этих пыльных подушек. — Береги себя.
Отец улыбнулся ей, впервые с того момента, как Джейн пришла сюда; появился слабый намек на привычную самонадеянность Фрэнка Риццоли. Папа восстанавливает свои владения.
Так и сделаю. Особенно теперь, когда я знаю, что все будет хорошо.
Я не стала бы на это рассчитывать, подумала Джейн, выходя из «Арабских ночей». Она с ужасом думала о беседе с Анжелой, страшилась ее реакции. Вероятно, начнутся крики. Каким бы ни было мамино решение, кому-то оно обязательно принесет страдания. Либо Корсаку, либо папе. А ведь Джейн уже начала привыкать к мысли, что Корсак станет членом семьи. Большой человек с большим сердцем, он любит Анжелу, в этом нет никаких сомнений. «Кого же ты выберешь, мама?» — задумалась Джейн.
Ощущение приближающейся беседы мучило Джейн по дороге домой, портило настроение во время ужина, купания Реджины и других вечерних ритуалов — чтения книжки и пяти поцелуев на ночь. Когда Джейн наконец-то закрыла дверь в комнату Реджины и отправилась на кухню, чтобы позвонить Анжеле, она чувствовала себя, словно человек, которого отправляют в камеру смертников. Она сняла трубку, снова повесила ее и, вздохнув, опустилась на кухонный стул.
Ты ведь понимаешь, что тобой манипулируют, — сказал Габриэль. Он закрыл дверцу посудомоечной машины и запустил программу. — Ты не обязана делать это, Джейн.
Я обещала папе, что позвоню ей.
Он совершенно спокойно может позвонить Анжеле сам. Несправедливо втягивать тебя в это. Их брак — это их проблема.
Застонав, Джейн уронила голову на руки.
А потому она становится моей.
Я просто скажу, как есть. Твой папа — трус. Он наделал делишек, а ты должна все исправлять.
А вдруг только я и могу это исправить?
Габриэль сел, оказавшись за кухонным столом рядом с женой.
Как? Уговорить ее принять отца назад?
Я не знаю, что лучше.
Твоя мама должна решить это сама.
Джейн подняла голову и посмотрела на мужа.
Как думаешь, что ей нужно делать?
Габриэль задумался под гудение и плеск посудомоечной машины.
Похоже, сейчас она очень счастлива.
Значит, ты голосуешь за Корсака.
Он порядочный человек, Джейн. Он добр к ней. И не станет ее обижать.
Но он мне не отец.
Именно поэтому тебе не стоит в это ввязываться. Тебя заставляют принять ту или иную сторону, и здесь твой отец не прав. Смотри, как он заставляет тебя переживать.
Через некоторое время Джейн выпрямилась.
Ты прав. Я не должна была это делать. Скажу ему, чтобы он сам позвонил маме.
Не чувствуй себя виноватой. Если твоей маме понадобится совет, она у тебя сама спросит.
