Больно было? — спросил он. — Когда в тебя стреляли?
Клэр машинально подняла руку и дотронулась до места, где была рана. До небольшой вмятины, с появлением которой закончилась ее нормальная жизнь, жизнь девочки, спавшей по ночам и получавшей хорошие оценки. Девочки, которая никогда не говорила то, чего не надо, как раз тогда, когда это совсем ни к чему.
Не знаю, — ответила она. — Последнее, что я помню, — ужин в ресторане с мамой и папой. Они хотели, чтобы я попробовала что- то новое, а меня тянуло на спагетти. Я не унималась, все твердила спагетти да спагетти, и в конце концов мама попросила официанта принести мне то, что я хотела. Это последнее, что я помню. Мама была раздражена моим поведением. Я ее разочаровала. — Клэр провела рукой по лицу и почувствовала на щеках теплые влажные полоски.
На пруду закричала гагара. От этого одинокого нездешнего звука у Клэр к горлу подступил комок.
Я очнулась в больнице, — продолжала она. — Мои мама и папа умерли.
Уилл так нежно дотронулся до нее, что Клэр засомневалась: а вдруг это ей показалось? Он провел пальцами по ее лицу едва ощутимо, словно перышком. Клэр подняла голову, чтобы взглянуть в карие глаза Уилла.
Мне тоже не хватает мамы и папы, — признался он.
Жутковатая школа с жутковатыми детишками, — сказала Джейн. — Каждый из них со странностями.
Женщины сидели в комнате у Мауры, придвинув стулья поближе к очагу, где горел огонь. А за окнами хлестал дождь и ветер сотрясал рамы. Джейн переоделась в сухое, однако казалось, что сырость пронизывает ее до костей и даже языки пламени не в силах дать тепла. Поплотнее укутавшись в свитер, Джейн посмотрела на картину маслом, висевшую над очагом. Это был портрет джентльмена-охотника, гордо стоявшего рядом с убитым оленем; ружье было перекинуто у него через плечо. Мужчины и их трофеи.
Я бы использовала другое слово, — ответила Маура. — Одержимые.
Ты имеешь в виду детей?
Да. Они одержимы преступлением. Насилием. Неудивительно, что они кажутся тебе странными.
Стоит только объединить кучку таких детей, ребят с серьезными эмоциональными проблемами, и это лишь усилит их странности.
Возможно, — согласилась Маура. — Но здесь единственное место, где они могут получить одобрение. От людей, которые их понимают.
Джейн не ожидала, что Маура скажет это. Маура, которая сидела сейчас у огня перед Риццоли, казалась совершенно иной женщиной. Ветер и влага превратили безупречно гладкие черные волосы Мауры в клочки спутанной соломы. Клетчатая фланелевая рубашка была не заправлена в брюки, а отвороты синих джинсов — покрыты пятнами засохшей грязи. Всего несколько дней в Мэне, и доктор Айлз превратилась в совершенно незнакомого для Риццоли человека.
Чуть раньше ты говорила мне, что хочешь забрать Джулиана из этой школы, — напомнила Джейн.
Говорила.
Так что же заставило тебя передумать?
Ты же видишь, как ему здесь нравится. И он отказывается уезжать. Он сам сказал мне это. В шестнадцать лет он уже прекрасно знает, чего хочет. — Отхлебнув чая из своей чашки, Маура поглядела на подругу сквозь завитки пара. — Помнишь, каким он был в Вайоминге? Дикий зверь, постоянно затевавший драки и друживший с одной лишь собакой. А здесь, в «Вечерне», он нашел друзей. Здесь ему самое место.
Потому что все здесь с заскоками.
Маура улыбнулась, глядя на огонь.
Возможно, именно это объединяет нас с Джулианом. Потому что у меня свои заскоки.
В хорошем смысле, — быстро добавила Джейн.
Это какой же такой хороший смысл?
Хм. Упорство. Надежность.
Послушав тебя, можно заключить, что я — немецкая овчарка.
И честность. — Джейн немного помолчала. — Даже если из-за нее можно потерять друзей.
Маура опустила взгляд в чашку.
За этот грех я буду расплачиваться вечно. Так ведь?
Некоторое время женщины молчали, и в комнате были слышны
лишь удары капель в окно и шипение огня. Джейн не могла припомнить, когда в последний раз они сидели вот так вдвоем и спокойно разговаривали. Риццоли уже упаковала свою сумку — сегодня вечером ее ждали в Бостоне, — но она будто бы и не собиралась уезжать. Она осталась сидеть в этом кресле, потому что не знала, когда им снова выпадет такой шанс. Жизнь слишком часто напоминает полосу препятствий. Телефонные звонки, семейные проблемы; другие люди постоянно мешают — и на месте преступления, и в морге. А сегодня, в этот серый день, не было ни звонящих телефонов, ни стука в дверь, но между двумя женщинами повисло молчание, груз недосказанного, скопившийся за последние недели, с тех пор как из- за свидетельских показаний Мауры одного полицейского посадили в тюрьму. Подобное предательство бостонские правоохранители так просто не спускали.
Теперь на месте любого происшествия Мауре приходилось терпеть ледяное безмолвие и враждебные взгляды. На ее лице сейчас отражалось напряжение. При свете, падавшем от камина, глаза казались запавшими, а щеки — осунувшимися.
Графф виновен. — Пальцы Мауры сильнее сжали чашку. — Я и сейчас дала бы такие же показания.
Ну конечно же, дала бы. Ты делаешь это всегда — выкладываешь правду.
Ты так говоришь, будто это дурная привычка. Тик какой-то.
Нет, чтобы сказать правду, необходима смелость. Мне, как твоей подруге, стоило вести себя иначе.
А я-то уж и не думала, что мы с тобой теперь подруги. И вообще, что я способна сохранить хоть каких-нибудь друзей. — Маура пристально поглядела на огонь, словно в языках пламени можно было найти ответы на все вопросы. — Может быть, мне стоит просто взять и остаться здесь. Стать отшельницей, живущей в лесах. Здесь такая красота. Я могла бы провести остаток дней в Мэне.
Но ведь ты живешь в Бостоне.
Похоже, Бостон меня так и не полюбил.
Города не способны любить. Любят только люди.
И только люди способны предать. — Прищурившись, Маура поглядела на огонь.
Такое может произойти в любом месте, Маура.
Бостон суров. Холоден. Перед тем как переехать туда, я слышала о скрытных жителях Новой Англии, но никогда по-настоящему не верила в это. А когда я оказалась в Бостоне, у меня сложилось ощущение, что ради простого знакомства с людьми мне нужно раскалывать лед.
Ты это и про меня тоже?
Маура посмотрела на Джейн.
И про тебя тоже.
А я и знать не знала, что от нас исходит такое. Здесь ведь не солнечная Калифорния.
Маура снова переключила внимание на языки пламени.
Я не должна была уезжать из Сан-Франциско.
Но теперь у тебя есть друзья в Бостоне. У тебя есть я.
Улыбка изогнула краешек рта Мауры.
