Даже как-то гадко стало, противно. Что он – шантажист какой, что ли? Ульяна же не со зла всегда… А он со зла. Со зла! У нее болезнь просто такая, сказочница она, как барон Мюнхгаузен. Столько всего всегда нарасскажет, столько насочиняет. Куда Иноземцеву до нее. Вот, к примеру, это надо же выдумать про польского колдуна и его дочку, которая в пятнадцатом или шестнадцатом веке собрала аппарат по перегону крови и перелила кровь от одного человека другому. Выдумки! До сих пор нет такого успеха в трансфузиологии. А подвал? Во всю улицу Медников? Да где же ему там быть?
Иноземцев двинулся к подвалу. А не затесалось ли где-нибудь в полу еще одного люка, ведь сказал же однажды Илья Ильич, что в нем могла бы разместиться целая фармацевтическая фабрика. Тогда слова биолога показались Ивану Несторовичу странными, тем более что они ничем не подтвердились. Не мог же Мечников столь преувеличить размеры этого пресловутого подвала.
Иноземцев нечасто спускался туда, только если необходимо устранить неполадки в работе генератора, сменить коллектор или щетки. Крышка люка всегда открывалась с трудом, но сейчас отошла от пола на удивление легко, не понадобилось ни лома, ни чьей-либо чужой помощи. Иноземцев зажег лампу, сошел вниз. Неясный свет керосинового язычка, чуть подрагивая, плавал по стенам, клеткам, осветил металлические детали динамо-машины – та приглушенно тарахтела в углу. Иван Несторович осветил пол. И на тебе – дорожка из следов на толстом слое пыли, протоптанная от стремянки к одной из клеток. Зазоры между клетками были не более пяди, а у самой стены, аккурат куда следы приводили, две клетки оказались раздвинутыми в разные стороны и открывали взору еще один люк шириной в аршин, даже меньше. Кольцо в люке целиком проваливалось в небольшую лунку и полностью исчезало из поля зрения. С чрезвычайной легкостью Иноземцев приподнял его – видно, что пользовались лазом не раз. Пахнуло сыростью, затхлостью и пылью – все оттенки и ноты ароматов древности в одном флаконе. Тут откуда-то сверху донесся тревожный лай грифона. Пес остановился у первого люка в полу, спуститься не мог – перекладины стремянки для собаки оказались узкими. Он возбужденно скакал над головой Иноземцева, скуля и потявкивая.
Доктор погрозил псу пальцем и устремил свет фонаря к уходившей во тьму лестнице, но уже не стремянке и даже не деревянной. Лестница был добротной, каменной. Поразмыслив с мгновение, Иван Несторович полез все же вниз и, насчитав ровно тридцать одну ступень, остановился, замер. Какой глубокий подвал! Своды поражали размерами. Огромные арки, какие бывают в многовековых романских храмах, уползали, точно лапы гигантских пауков, во все стороны. Пространство делилось массивными стойками на множество квадратов, кое-где стены были возведены из крупных каменных глыб, где-то зияли черные дыры – конца этого лабиринта с лестницы не разглядеть. Спускаясь дальше – оставалось немного, – Иноземцев наступил на что-то, и раздался хруст. Оказалось, сложенный в сверток лист бумаги – очень плотной, почти как картон, такую применяют для чертежей.
Развернул.
«Идите по моим следами» – гласила записка. И подпись: «Ариадна».
«Ариадна», – фыркнул Иноземцев. Опять Ульяна задумала в кошки-мышки сыграть. Но двинулся дальше, продолжая освещать пол подвала и изучать его. Хм, и вправду пыль дорожками была вытоптана. И дорожки сии змейкой вились то туда, то сюда, будто нарочно вытоптали, – видимо, мадемуазель Боникхаузен не раз являлась, чтобы исследовать эти места. Не побоялась ведь! И откуда, интересно, она пришла, как узнала, что такие катакомбы под улицей прячутся? Может, планы раздобыла городские, может, со своим упрямством сама догадалась?
– Эх, была не была! – вздохнул доктор, опуская записку в карман.
И пошел. То пол освещает, то стены. Каменная кладка местами сильно почернела. Приблизился к одной из стен, потер пальцем – не похоже на aspergilius niger, как будто пожаром все выжжено. Сколько, поди, экземпляров можно новых здесь раздобыть, подумалось вдруг с азартом. Иван Несторович жадно потянул воздух носом – заплесневелый, но дышать можно, видать, имелась все ж система воздуховодов.
Миновал несколько сводов, остановился, глаза закрыл, стал подсчитывать, в воздухе чертя пальцем.
– Значит, где я? Улица Медников так идет, Сен-Дени эдак, рынок в той стороне. Если расчет верен, минут через десять ходьбы на северо-запад будет какой-нибудь выход. Помнится, говорила Ульянка, что он на складах рынка.
Двинулся дальше, зорко следя за рисунком на пыльном полу.
Своды, своды, своды – однообразие стало настораживать. Как долго будет тянуться подвал под его лабораторией? Уж точно улицу Медников прошел, а следы по-прежнему все вились таинственным манящим орнаментом. Вскоре потолок стал сужаться, потянуло сыростью. Лампу нести стало совсем неудобно – она нагрелась, пальцы затекли. Наконец сводчатые перекаты потолка выпрямились в прямую линию, а пространство сузилось до простого, но еще более-менее просторного коридора, а через каждую сажень, то есть пару метров, он симметрично ответвлялся направо и налево. Коварные следы вели за все повороты – ух, Ульяна, везде натоптала, непоседа этакая. Завернув в одно из ответвлений, Иноземцев обнаружил там точно такую же планировку. Сделал еще один поворот, опять одноликая картина – прямо лабиринт Фавна.
Но, разглядывая повороты, он, конечно же, забыл следить за дорожкой на полу. Посветил вниз – девственно-ровная поверхность пыли. Куда теперь? Направо, налево, прямо?
Так, без паники.
Закрыл глаза, стал подсчитывать – шел прямо, потом два раза налево свернул, стало быть, надо столько же направо. Да, именно. Шагнул мимо двух простенков, повернул, дошел до поворота, посветил – никакой дорожки.
Опять замер, закрыл глаза.
Вдруг что-то вдали загудело, пол и стены содрогнулись, отдавая облака пыли. Иноземцев обмер, сердце зашлось барабанным боем. Что это, господи боже? Подземный толчок, обвалилось что-то или взрыв? Иван Несторович бросился назад, в лицо пахнуло мощным порывом, облако пыли застило глаза, стало нечем дышать. Иноземцев невольно раскашлялся, не осознавая своих действий, уже повернул обратно. Бежал, не разбирая дороги, долго. Облако за спиной стало оседать, гул утих. Где он теперь? В голову стали заползать чудовищные мысли, по-прежнему не хватало воздуха. Иноземцев делал жадные вдохи, забивая тем самым глотку пылью. И ждал, что последует вторая волна землетрясения.
Надо выбираться отсюда подобру-поздорову – вернуться и попробовать посчитать заново. Лампа в руках еще теплилась слабым огнем. Иноземцев осветил пол, но, к ужасу, и собственных следов не обнаружил.
Заблудился! Черт возьми, неужели заблудился?
В отчаянии закружил Иноземцев юлой, завертелся, вытягивая в разные стороны руку с импровизированным фонарем-лампой и ища повсюду на полу следы присутствия человека. Стал кидаться от стены к стене, припадая жадно к сырому камню. Потом понял, что без толку.
Как теперь быть?
Опустил лампу к ногам, уселся прямо на пол. Дышалось по-прежнему трудно, руки дрожали, сверху давили недружелюбной тяжестью стены с налетом времени. Да еще этот гул вдали. Никак Иноземцев сообразить не мог – и вправду гудело или ему мерещилось со страху? А если подземелье и вправду обсыпаться начинает? А если обвалы эти частое явление? Так ведь засыплет – и не найдут! Надо выбираться, надо искать выход, который на рынке быть должен… Свой след разыскивать бесполезно, да и Ульянушкин тоже. А этих коридорчиков здесь – тьма-тьмущая.
