Тем временем девушка спрятала револьвер в карман брюк, сняла пиджак, повязала им бедра, потом с демонстративным торжеством засучила рукава. Иноземцев смотрел на нее, негодующе пыхтя, сжимал и разжимал кулаки и мучительно соображал, как не дать ей осуществить задуманное.
Но Ульяна уже, как маленькая проворная обезьянка, скользнула по выступам на цоколе, подтянулась к наклонной балке и ухватилась за первый попавшийся анкерный болт.
Следующие полчаса Иван Несторович стоял, задравши вверх лицо и впившись взглядом в темную хрупкую фигурку, и, сам того не осознавая, молился вслух, сочиняя на ходу слова молитвы. На уровне первой платформы девушка исчезла за перекрестием ферм и балок, видимо, карабкаясь уже внутри.
Потеряв ее из виду, Иноземцев ощутил словно удар по затылку и бросился под башню, к фонтану, стал вглядываться в темноту, в надежде увидеть мелькание знакомой фигурки, прислушивался, не зовет ли она на помощь.
Внезапно с вышины мелькнуло что-то белое, оно падало, приближаясь, пока прямо перед Иноземцевым не развернулись перекладины канатной лестницы, какую обычно используют воздухоплаватели.
Иван Несторович ни мгновения раздумывать даже не стал, вцепился в ее края и принялся взбираться. Ни о высоте, ни о страхе мыслям в голове места не было. Ведь даже само присутствие спущенной лестницы, вполне логичное подтверждение того, что Ульяна благополучно добралась до платформы, не убедило его в этом – сколь глубоко было потрясение. Он взбирался все выше и выше, не видя перед собой ничего, машинально перебирая ногами и руками и не замечая, как его болтает из стороны в сторону на ветру.
– Отъявленная обормотка какая, шалопайка, фокусница ишь, – ругался он про себя. – Триста метров! Три-ста мет-ров! Да ведь одно неловкое движение и – в лепешку.
Верхний конец веревочной лестницы был прикреплен к фермам несколькими крюками. Едва Иван Несторович перевалился через ограду и рухнул на небольшую площадку, крытую листовым железом, Ульяна бросилась ее отвязывать.
– Всего-навсего пятьдесят семь, Иван Несторович, – хихикнула она, собрала лестницу в огромную охапку и запихнула куда-то под перекрестия железяк. – Первая платформа.
Поднявшись на ноги, Иноземцев надел оброненные очки. Вокруг темнота и непроходимый лес железных балок, потушенные шары фонарей, больше ничего. Фигура Ульяны скользнула за поворотом винтовой лестницы. Ночную тишину прорезал лязг железа под сноровистыми шажками.
– Погодите, постойте, довольно, – взмолился Иноземцев.
– Не трусьте, – послышалось откуда-то сверху. – За мной!
Пришлось подчиниться. Это был настоящий ад – нескончаемые тысяча шестьсот ступеней. А она все неслась и неслась наверх, нет-нет останавливаясь, чтобы дождаться запыхавшегося Иноземцева.
– Куда вы карабкаетесь? Мы уже миновали второй этаж? – молил о пощаде он. – Неужто к самому маяку? Там небезопасно.
– Безопасно, безопасно, безопасно, – дразнилась Ульяна, изображая эхо.
Башня неумолимо сужалась, в просвете стальных ветвей показалось небо – чистое темно-синее небо, усыпанное звездами, и уже никакого намека на кроны каштанов и крыши павильонов Выставки рядом, до того высоко они забрались. Сердце сжалось от страха, колени подогнулись.
«Не смотри по сторонам, – велел он себе. – Ни в коем случае. Зачем я здесь? Повернуть назад?»
Иноземцев прижался к колонне, вокруг которой петляла злополучная лестница, вцепился в нее руками и уже не шел, а тяжело ступал, согнувшись и глядя лишь себе под ноги.
На узкой железной дорожке последнего этажа, повисшего на других таких же круглых столбах-колоннах, его обуял настоящий страх – небо и звезды оказались едва ли не на расстоянии вытянутой руки, достаточно было просто сделать шаг в сторону. К горлу подкатывали волны дурноты. Он зажмурился. Казалось, ничто в мире не заставит его разжать пальцы и поднять голову.
Но не продержался и минуты, открыл один глаз, потом другой. И обмер.
Лестница привела к железному павильону с окнами-арками, а под ногами простиралась небывалая панорама – город как на ладони: черная лента Сены, кружева крыш, купол Дома инвалидов, а за парком Пер-Лашез – бесконечная темно-синяя даль и едва заметная светлая полоска рассвета над нею. На мгновение ему почудилось, что он повис над землей.
Вдруг кто-то коснулся спины, заставив вздрогнуть.
– Ну ведь ради этого и разбиться не жалко, – прошептала Ульяна в самое ухо.
И не понял Иноземцев, как она оказалась в его объятиях, как пальцы зарылись в волосы на затылке, а лицо обдало горячим дыханием. Она сняла с него очки и принялась покрывать поцелуями лоб, глаза, губы, толкая куда-то вперед. Иноземцев пятился назад, пока не наткнулся на дверь. Та распахнулась, и оба повалились на пол.
Глава Х. Игра на миллион
Протрезвев от головокружительного любовного хмеля, Иноземцев оторвал голову от подушки и приподнялся на локте. Без очков, да и в предрассветном сумраке, он смог увидеть лишь три низкие стены, самую обычную, земную меблировку тесной комнатушки, похожей на каюту. Неужели здесь, на самом верху, действительно кто-то обитает? Он оглянулся. За спиной – витраж-арка, открывающий взору сонный город, отчасти его загораживала резная железная спинка кровати. На плече, крепко обняв его руку, дремала Ульяна, взлохмаченная, улыбалась сквозь сон, как невинное дитя.
Какое-то неясно-тревожное чувство облачком мелькнуло и тотчас растаяло.
– Пропади все пропадом, – прошептал Иноземцев, с блаженной улыбкой откинулся назад и тотчас вновь уснул.
А когда проснулся, комната была залита светом, Ульяны рядом не было. Поднялся, пошарил по столику, нашел очки, надел их и наконец смог толком оглядеться. Низкий потолок, обои цвета беж с пурпурными розочками, мебель красного дерева, стол, усыпанный в беспорядке чертежами, кисточками, баночками с тушью, и две двери – совершенно одинаковые: одна вела наружу, другая – в гардеробную. Витраж! Иван Несторович невольно обернулся. Прильнул к стеклу лицом и замер – кровать была придвинута изголовьем вплотную, так что любоваться Парижем можно было с нее, не поднимаясь. Первое, что стал искать глазами, – павильоны рынка Ле-Аль на правом берегу реки, где-то среди домов, быть может, белела крыша его лаборатории. Но до чего высоко!
Тут за стеной раздался лязг железа – некто поднимался по винтовой лестнице, следом скрипнула дверь, и вошла Ульяна. В дивном фисташковом платье с узкой юбкой, волосы гладко уложены под шляпку-таблетку, на лоб спускалась сеточка вуали и пучок серых перьев. Она держала в руках поднос – на нем чайник и широкое блюдо с булочками.
– Доброе утро, – улыбнулась она. – Вы так крепко спали, прямо чудо! Наверное, в это утро решили отоспаться за все три года.
Иноземцев тотчас бросился натягивать брюки и нервно заправлять в них рубашку.
– Доброе утро, – смущенно проронил он.
