Он выпрямился, сложив бумагу вчетверо, убрал в нагрудный карман, чинно откланялся и испросил соизволения идти. И даже на ужин не остался, хотя был тотчас же приглашен.
Не было никакой надобности наказывать глупого мальчишку, ставшего волей барышни Бюлов всего лишь марионеткой в числе прочих таких же ее подопечных. Она была и остается распорядителем своего передвижного театра.
Что до поместья в Берри – он его заслужил.
Эпилог
Иноземцев явился на Северный вокзал в девятом часу вечера. Поезд до Кале был готов к отправке и должен тронуться через несколько минут. Перрон тонул в ночных огнях и, невзирая на позднее время, был полон прибывшими, отъезжающими, провожающими, носильщиками, торговцами сладких булочек, горячего кофе. Неистово работая локтями, Иван Несторович пробирался сквозь толпу к локомотиву, одновременно оглядывая прохожих – негодница могла появиться в каком угодно обличье. Но Иноземцев намеревался узнать ее даже под поповской бородой, даже в костюме работника вокзала.
И, быть может, именно поэтому сегодня Ульяна не стала прибегать к уловкам в маскировке.
Иван Несторович увидел ее у вагона люкс-класса. Одетая в отороченный соболем жакет, с пышным турнюром-юбкой, шляпке-таблетке и широким цветастым платком на плечах, она вальяжно плыла вдоль платформы, а рядом на тонком серебряном поводке семенил черный грифон. Его грифон!
В бешенстве Иноземцев сорвал с себя котелок и запустил ей вслед. Но до дамы в русском платке он, конечно же, не долетел, она и не заметила этого нелепого яростного движения. Дойдя до дверцы в вагоне, подобрала юбки, легко ступила на подножку, огляделась, покрасовавшись тонким профилем под густой вуалью, и исчезла в проеме.
Через мгновение Иноземцев шагнул внутрь ее спального купе.
– Ах, – чуть слышно вскрикнула Ульяна, увидев перед собой бледного, взлохмаченного, с перекошенным от ненависти лицом доктора. Но выражение удивления на ее лице тотчас же сменилось томной улыбкой.
– Не думала, что вы меня так быстро отыщите, – прошептала она, приблизившись. – А душа стенала, ведь мы и не попрощались даже…
Нежное прикосновение ее пальчиков к вороту распахнутого редингота на какую-то минуту парализовало доктора. Перед глазами всплыло воспоминание о ночи на башне, и по сердцу точно кошка полоснула когтями.
– Вы как наркотик, как яд, – в отчаянии прошептал он. – Как… Как луноверин… Хуже!
Луноверин…
Рука невольно скользнула в карман, пальцы нащупали шприц, который он все это время носил с собой с того злосчастного дня. Решение пришло в одно мгновение. Иноземцев сам не понял, как выхватил его и вонзил иглу в плечо девушки.
Глаза ее округлились, с губ слетел сдавленный стон. Иноземцев едва успел отбросить шприц, как она, пошатнувшись, мягко опустилась на едва подставленные руки.
– Попалась, да? – из-под полуопущенных ресниц скользнул лукавый взгляд.
Через несколько минут наступил обморок. Полтора сантиграмма оказались сильнее Элен Бюлов.
Продолжая держать ее в объятиях, пораженный Иван Несторович присел на краешек обитого бархатом дивана, потерянным взглядом окинув купе. На столике небрежно были брошены документы. Поспешно дрожащими руками он взял билет и паспорт. Раскрыл и обомлел. Ульяна Владимировна Иноземцева, Санкт-Петербург, значилось в нем.
В купе заглянула голова проводника.
– Поезд готов к отправлению, – объявил тот и осекся, кинув изумленный взгляд на пассажирку без чувств.
Иван Несторович нашелся с ответом тотчас же и, глазом не моргнув, произнес откровенную ложь:
– Моей супруге стало дурно… – пояснил он. – Придется поездку отложить, мы сходим. Как нам добраться до Буржа?