Мгновение спустя послышался треск выстрела длинноствольного ружья; потом еще один и еще.
Кто-то в них стрелял.
– Спешиться! – закричал Коп. – Спешиться!
Они слезли с лошадей и нырнули в укрытие, забравшись под фургон. Вдалеке показалось коричневое кружащееся облако пыли.
– О, господи, – прошептал Исаак. – Индейцы.
Далекое облако росло, разделяясь на множество силуэтов всадников. В воздухе засвистели пули; ткань фургона порвалась, пули отскакивали от котлов и сковородок. Бесси тревожно заревела.
– Мы погибли, – простонал Мортон.
– Теперь в любую минуту начнут свистеть стрелы, – сказал Исаак. – А потом, подскакав поближе, индейцы вытащат томагавки…
– Заткнитесь! – велел Коп. Он не сводил глаз с облака. – Это не индейцы.
– Будь я проклят, да вы еще глупее, чем я думал! А кто же там еще, если не…
Исаак замолчал. Теперь облако приблизилось настолько, что они смогли разглядеть отдельных всадников. Всадников, одетых в голубое.
– Все рано это могут быть краснокожие, – сказал Исаак. – Переодевшиеся в куртки Кастера, чтобы внезапно атаковать.
– Коли так – хороша внезапность!
Маленький Ветер, прищурившись, посмотрел на горизонт.
– Не индейцы, – в конце концов заявил он. – Лошади оседланы.
– Проклятье! – закричал Каравай. – Армия! Мои парни в голубом!
Он вскочил, крича и размахивая руками. Свинцовый град заставил его нырнуть обратно под фургон.
Армейские всадники начали ездить вокруг фургона, вопя, как индейцы, и стреляя в воздух из пистолетов. В конце концов они остановились. Юный капитан сдержал свою фыркающую лошадь и прицелился из револьвера в людей, съежившихся под фургоном.
– Вылезайте, вы, слизняки! Вылезайте! Клянусь богом, я не прочь прикончить вас на месте, всех, до последнего человека.
Багровый от ярости Коп вылез, сжимая кулаки.
– Я требую объяснить, что означает это возмутительное насилие.
– Ты узнаешь это в аду, контрабандист! – ответил армейский капитан и дважды выстрелил в Копа, но из-за пятящейся лошади не смог как следует прицелиться.
– Подождите, кэп, – сказал один из солдат. Теперь вся команда Копа выползла из-под фургона и встала в ряд перед колесами. – Они не похожи на контрабандистов, торгующих оружием.
– Будь я проклят, если они не контрабандисты, – ответил капитан.
Теперь стало ясно, что он пьян; он говорил невнятно и опасно раскачивался в седле.
– Никто, кроме торговцев оружием, не забирается сейчас на эту территорию, снабжая индейца стволами, когда всего за последнюю неделю шесть сотен наших лучших парней пали от рук дикарей. Только слизняки вроде вас добираются…
Коп выпрямился во весь рост.
– Это научная экспедиция! – сказал он. – Предпринятая с полного ведома и согласия капитана Рэнсома из форта Бентон.
– Чушь, – заявил капитан и подчеркнул свои слова, разрядив револьвер в воздух.
– Я – профессор Коп из Филадельфии, я палеонтолог Соединенных Штатов и…
– Поцелуй мой обтянутый ситцем зад, – сказал капитан.
Коп вышел из себя и ринулся вперед; Штернберг и Исаак поспешили вмешаться.
– Не надо, профессор, держите себя в руках, профессор! – вопил Штернберг, а Коп пытался вырваться, крича:
– Я до него доберусь, я до него доберусь!
В последующей неразберихе армейский капитан выстрелил еще трижды и круто завернул лошадь.
– Подпалить их, парни! Подпалить!
– Но, капитан…
– Я сказал – подпалить…
Еще выстрелы.
– …и я не шучу! Подпалить!
Еще несколько выстрелов – и Жаба упал, вереща:
– В меня попали, в меня попали!
Остальные ринулись ему на помощь: из руки хлестала кровь.
Один из солдат подъехал с факелом, и сухая парусина фургона вспыхнула.
Люди Копа повернулись, чтобы погасить свирепо ревевшее пламя. Кавалеристы ездили вокруг них, а капитан кричал:
– Преподайте им урок, парни! Преподайте им адский урок!
А потом, все еще стреляя, солдаты развернули лошадей и ускакали прочь.
Лаконичные записи в дневнике Копа: «Сегодня мы впервые столкнулись с открытой враждебностью кавалерии С. Ш. Огонь погасили с минимальным ущербом, хотя мы остались без защитного полога фургона и две наши палатки сгорели. Застрелена одна лошадь. Один студент получил ранение в мякоть руки. Слава богу, серьезных ранений нет».
Той ночью пошел дождь. Гроза с ливнем и громом продолжалась весь следующий день и всю ночь. Замерзшие и дрожащие, люди съежились под фургоном, пытаясь поспать; вспыхивающие то и дело ослепительные молнии высвечивали осунувшиеся лица их товарищей.
На следующий день дождь все еще шел, и тропа превратилась в грязную топь, в которой увязал фургон. Они одолели всего две мучительные, болотистые мили. Но под конец дня сквозь тучи пробилось солнце и стало теплее. Все почувствовали себя лучше, особенно тогда, когда взяли небольшой подъем и увидели одно из самых грандиозных зрелищ Запада.
Стадо бизонов растянулось насколько хватало глаз, темные косматые силуэты сгрудились на желто-зеленой траве равнин. Животные выглядели мирно, только время от времени фыркали или ревели.
По оценкам Копа, в стаде было два миллиона бизонов, а может, и больше.
– Вам повезло, что вы их увидели, – сказал он. – Еще год или два – и такие стада останутся лишь в воспоминаниях.
Исаак нервничал.
– Где бизоны, там и индейцы, – сказал он и настоял на том, чтобы на ночь лагерь разбили на возвышенности.
Джонсона зачаровало равнодушие животных к появлению людей. Даже когда Штернберг отъехал и подстрелил антилопу на ужин, стадо едва отреагировало на это.
Но позже Джонсон вспомнил, как Каравай спросил Копа:
– Я распрягу фургон на ночь?
А Коп посмотрел на небо и задумчиво сказал:
– Этой ночью лучше не надо.
Тем временем антилопу разделали и обнаружили, что мясо ее кишит червями-паразитами. Каравай объявил, что едал и похуже, но остальные решили вместо мяса поужинать бисквитами и бобами.
Джонсон записал: «Я уже сыт по горло бобами, а меня ожидает еще шесть недель бобов».
Но все было не так уж плохо. Они ели, сидя на скалистом выступе рядом с лагерем и наблюдая, как бизоны окрашиваются красным, садящимся позади них солнцем. А потом, при свете луны, косматые силуэты и временами доносившееся издалека фырканье этих животных породили «впечатление величественной громады, мирно распростершейся перед нами. Таковы были мои мысли, когда я улегся, чтобы погрузиться в столь необходимый мне сон».
