Он внимательно посмотрел на Джонсона.
– Если вы понимаете, о чем я говорю.
– Сдается, не понимаю, – ответил Джонсон.
– Ну, вы же только что из Дедвуда, – сказал Марш. – Интересно, знаете ли вы что-нибудь об этом юноше.
– У него есть имя? – спросил Джонсон.
– Его зовут Джонсон. Совершенно беспринципный молодой парень. Раньше он работал на меня.
– Вот как?
– Совершенно верно. Но он покинул мою компанию и связался с бандой воров и грабителей. Полагаю, его разыскивают за убийство на других территориях.
– Вот как?
Марш кивнул:
– Вы что-нибудь о нем знаете?
– Никогда о таком не слышал. И как вы собираетесь заполучить кости?
– Если придется, куплю, – ответил Марш. – Но я собираюсь завладеть ими любой ценой.
– Значит, они вам очень нужны.
– Да, нужны. Видите ли, – Марш помолчал ради драматического эффекта, – эти кости, о которых я говорю, на самом деле – мои. Юный Джонсон украл их у меня.
Джонсон почувствовал, как его захлестнула ярость. Он наслаждался этим фарсом, но теперь покраснел от гнева.
Ему потребовалось все его самообладание, чтобы лаконично спросить:
– Вот как?
– Он лживый скунс, вне всяких сомнений, – сказал Марш.
– Похоже, скверный тип, – проговорил Джонсон.
В этот миг Уайетт Эрп вышел из-за угла и окликнул:
– Эй, Джонсон! Поднимайтесь! Мы двигаем.
Марш улыбнулся Джонсону.
– Ах ты маленький сукин сын, – сказал он.
Костяная сделка в Ларами
«Казалось, – писал Джонсон в своем дневнике, – множество голубков вернулись домой, чтобы перевести дух на насесте в Ларами».
Внимание бо́льшей части города было приковано к еще одной личности из прошлого Джонсона – Джеку Макколу по кличке Сломанный Нос.
Джек бежал из Дедвуда и явился в Ларами, где хвастал тем, что убил Дикого Билла Хикока. Он говорил так свободно потому, что суд золотоискателей в Дедвуде обвинил его в этом убийстве – и оправдал, когда Джек заявил, будто Дикий Билл много лет назад прикончил его младшего брата, а он просто мстил за то преступление. В Ларами Джек открыто рассказывал об убийстве Хикока, уверенный, что его не будут судить за одно и то же преступление дважды.
Но он не сознавал, что суд золотоискателей Дедвуда не был признан законом. В Ларами его живо бросили в тюрьму и официально обвинили в убийстве Хикока. Поскольку Джек уже публично в нем признался, суд был коротким: его осудили и приговорили к повешению – поворот событий, который «крайне его взбесил».
Пока шел суд над Джеком, на той же улице в салуне Саттера происходило нечто куда более важное для Джонсона.
Уайетт Эрп сидел за столом, попивая виски с Гофониилом Ч. Маршем и обсуждая продажу половины костей из ящиков Джонсона. Оба они умели ожесточенно торговаться, и переговоры заняли бо́льшую часть дня. Что касается Эрпа, его это как будто развлекало.
Джонсон сидел в углу вместе с мисс Эмили и наблюдал за переговорами.
– Не могу поверить, что это происходит, – сказал он.
– Чему вы так удивлены? – спросила она.
– Каковы были шансы на то, что я нарвусь на этого профессора? – вздохнул он. – Один на миллион или даже меньше.
– О, я так не думаю, – сказала мисс Эмили. – Уайетт знал, что профессор Марш в здешних краях.
По спине Джонсона медленно побежал холодок.
– Знал?
– Конечно.
– Откуда?
– Я была с ним в столовой отеля, когда он узнал, что в Шайенне какой-то университетский профессор скупает всевозможные окаменелости и спрашивает насчет костей в Дедвуде. Все золотоискатели над этим смеялись, но глаза Уайетта загорелись, когда он это услышал.
Джонсон нахмурился.
– Так вот почему он решил помочь мне доставить кости из Дедвуда в Шайенн?
– Да, – сказала Эмили. – Мы уехали на следующий день после того, как он услышал ту историю.
– Вы имеете в виду, что Уайетт всегда, с самого начала собирался продать мои кости Маршу?
– Думаю, да, – негромко проговорила Эмили.
Джонсон через салун сердито уставился на Эрпа.
– А я думал, он мой друг.
– Вы думали, он дурак, – сказала Эмили. – Но он ваш друг.
– Как вы можете так говорить? Посмотрите, вон он торгуется за каждый доллар. Такими темпами они будут спорить весь день.
– Да, – согласилась Эмили. – И все-таки я уверена, что Уайетт мог бы заключить сделку за пять минут, если бы собирался ее провернуть.
Джонсон уставился на девушку:
– Вы имеете в виду…
Она кивнула:
– Не сомневаюсь, он гадает: почему вы сидите здесь, пока он задерживает ради вас профессора Марша?
– О, Эмили! – воскликнул Джонсон. – Я мог бы вас расцеловать!
– Мне бы этого хотелось, – тихо сказала она.
«Слишком много всего происходило одновременно, – писал Джонсон. – Голова у меня просто шла кругом от таких событий.
Вместе с Эмили я торопливо вышел на улицу и отложил поцелуй, чтоб послать ее за стофунтовым мешком риса, свертком брезента и лопатой с длинной ручкой. Сам я тем временем в спешке раздобыл большие камни, к счастью, находившиеся прямо под рукой – они остались после взрывов, которые устраивали, чтобы возвести новый мост через Платт».
Джонсон нашел еще одну китайскую прачечную и заплатил небольшую сумму за то, чтобы воспользоваться очагом и железным котлом для нагревания воды.
Он провел три часа, кипятя свежее рисовое тесто, пока оно не стало достаточно студенистым, а потом окуная в пастообразный отвар камни, которые ухватывал бамбуковыми прачечными щипцами.
Когда камни высохли, Джонсон посыпал их пылью, чтобы они как следует загрязнились. Рядом с жарким очагом камни высохли быстро. Наконец, он вынул драгоценные кости из всех десяти ящиков, положил свежеподготовленные камни в старые ящики и тщательно их заколотил, чтобы не осталось никаких признаков того, что их вскрывали.
К пяти часам вечера он совсем вымотался. Зато все окаменелые кости были надежно спрятаны на задах конюшни, завернутые в брезент и погребенные под кучей свежего навоза; лопата спрятана там же в соломе, а подмена укрыта таким же брезентом, каким был укрыт оригинал.
Вскоре после этого появились Эрп и Марш. Марш ухмыльнулся:
– Я рассчитываю, что наша нынешняя встреча будет последней, мистер Джонсон.
– Надеюсь на это, – ответил Джонсон с искренностью, какая Маршу и не снилась.
