Но инструменты – это еще не все. Для полива растений нужна вода. Степь – это не пустыня, здесь бывают дожди, но надеяться на них глупо. Раньше эту проблему решали с помощью колодцев, но первородные и здесь напакостили. Большая часть колодцев была разрушена, их нужно было как-то восстанавливать. Работников необходимо охранять, а еще необходимо рассылать дальние дозоры, которые предупредят о появлении большой группы врага.
Мы с Беаром, Лотаром и гоблинскими старейшинами с ног сбивались, пытаясь решить все проблемы одновременно. Первые несколько дней пролетели незаметно. С раннего утра мы занимались решением сиюминутных проблем, потом пытались наладить какую-то систему, чтобы эти сиюминутные проблемы в следующий раз не стали такой катастрофой или даже вовсе не возникли. Мы с Беаром в основном занимались «военными» делами – патрулирование, охрана, дальняя разведка и охота. Лотар с орками пытался руководить ремесленниками, а гоблинские матроны помогали людям заняться фермерством. Получалось у нас у всех откровенно плохо, казалось, завтра все пойдет прахом. Начнется голод, а потом нас всех просто перережут первородные. Однако время шло, и постепенно быт стал налаживаться. Провизии, конечно, по-прежнему не хватало, даже артанцы уже не кривились, найдя в похлебке хвостик полевой мыши – скорее уж это был повод для радости. Но это все же был не настоящий голод, когда люди шатаются под порывами ветра и теряют волю к жизни. Люди, как и прочие, неимоверно уставали за день, но им, по крайней мере, не приходилось делить одну кирку или лопату на четверых.
И я больше не боялся, что будет бунт. Почему-то мне казалось, что поняв, куда их занесло, люди непременно возмутятся и посчитают себя обманутыми. Еще бы, тяжелый труд во враждебных землях, который вознаграждается чашкой жидкой вечерней похлебки – это несколько не то, чего ждут, когда уходят в поисках лучшей жизни. Однако каждый раз, глядя на лица бывших беженцев, я видел что угодно, только не недовольство. Злость, мрачное упорство, усталость – сколько угодно. Но не недовольство. И еще в глазах у людей появилась надежда. Прожив несколько месяцев, скитаясь по лесам, скрываясь от своих же соотечественников, они теперь готовы были радоваться даже возможности когда-нибудь вновь зажить нормальной жизнью. И ради этого сейчас они готовы были терпеть и работать на износ.
Вопреки опасениям Беара, никаких трений между представителями разных рас не возникло. Поначалу люди с опаской смотрели на здоровенных орков, да и мелкие шустрые гоблины вызывали некоторое удивление, но совместный труд сближает. Уже через пару недель от отчужденности не осталось и следа, даже по ночам, собираясь на совместные ужины, никто не делился по расовому признаку. Хотя в этом случае, скорее, виновата была усталость – после рабочего дня никому не было дела до таких мелочей. Где удалось найти место, чтобы устроиться поудобнее с миской, там и садились, не глядя на соседей, быстро уничтожали ужин и укладывались спать.
Ну а для меня после ужина вечер только начинался. Нужно было обсудить с остальными «старшинами» планы на завтра, поделиться новостями, обсудить дальнейшее развитие колонии. После этого, уже глубокой ночью, все расходились спать, а мы с Говорной шли в дом к Квотару, чтобы заняться учебой. Для меня это не было обязательным, конечно. Просто уже на второй день я понял, что дневной работы мне недостаточно, чтобы сразу проваливаться в сон, а лежать, глядя в темноту и оставаясь наедине со своими мыслями, было невыносимо. И тогда я вспомнил, что шаман как-то упоминал о том, что я совсем не умею управляться со своими силами и что он мог бы меня научить. А еще я вспомнил, как на пути в Артанию мне довелось вмешаться в его ритуал и оказаться в загробном мире. Уже следующим утром, задолго до рассвета, я колотил в дверь дома Квотара. Орк выскочил быстро, сжимая в руках рукоять топора – столь ранняя побудка не сочеталась с картиной мира шамана, и он, похоже, решил, что произошло нападение или еще какая-нибудь неприятность.
– Что? Где враги? – хриплым со сна голосом поинтересовался орк, опуская топор.
– Извини, что разбудил, – повинился я. – Помнишь, ты говорил, что я могу поучиться каким-то твоим шаманским штучкам?
Судя по лицу Квотара, ему очень сильно хотелось послать меня куда-нибудь подальше, но он сдержался.
– Что, хочешь в загробный мир научиться заглядывать, да? – мрачно поинтересовался он. Я кивнул.
– Дурацкая затея, – шаман покачал головой. – Даже если бы у тебя получилось, ничего хорошего бы не было ни для тебя, ни для твоей Иштрилл. У нее теперь свои дела, у тебя свои. Да и не выйдет у тебя ничего. Я уже говорил, что ты не шаман и никогда им не станешь. Чему могу тебя научить – так это лучше пользоваться тем, что тебе природа отпустила, а с духами говорить у тебя таланта нет.
– Мне бы хоть увидеть ее, – тихо сказал я. – Хоть один раз. Узнать, как она там.
– Нельзя тебе. И мне нельзя. Ей сейчас только навредить можно, она ведь там как младенец. Ты не переживай, я уже говорил с предками. Они там за девчонкой присмотрят, она ведь наша, мы ее приняли. Не пропадет, без помощи ее не оставят. А беспокоить ее сейчас не надо. Плохо будет. – И так на меня посмотрел, что у меня не хватило духу спорить.
Тем не менее я все же стал регулярно посещать «занятия», о чем не жалел. Какой-то прогресс я почувствовал далеко не сразу, да и упражнения, которые заставлял меня делать Квотар, были донельзя скучными – фактически я только и делал, что мысленно гонял по кругу какой-то «сияющий теплый шар», который до этого нужно было вообразить во всех подробностях. Я не возражал, дисциплинированно выполнял то, что требовал шаман. Получалось сначала не очень, тем более что я все время отвлекался. И было на что отвлекаться. Выдав мне рекомендации, шаман принимался за обучение Говорны. Наблюдать за их уроками было гораздо интереснее. Были там и безумные пляски, и воскурения благовоний, и прочие ритуалы, которые принято приписывать шаманам. И результат этих занятий тоже был зримым, осязаемым. Порой в комнате начинали происходить странные, пугающие вещи. Играли тени, гас свет, предметы вдруг меняли свое положение и начинали двигаться самостоятельно… Квотар не гнал меня, позволяя наблюдать за происходящим. А я, видя все эти сверхъестественные вещи, только проникался к его науке большим уважением. Оттого, возможно, и у меня, в конце концов, что-то стало получаться, несмотря на не слишком большое прилежание. Поначалу прогресс был незаметен. То, что мне хватает всего двух-трех часов сна, казалось мне следствием нервного напряжения. Тот факт, что утром я чувствую себя хорошо отдохнувшим и выспавшимся, как-то не задержался у меня в голове. Как и то, что дневная работа больше не вызывает такой усталости, как раньше – мне просто не до того было, чтобы отслеживать свое физическое состояние. Проняло меня в ту ночь, когда я, выполняя одно из упражнений, оставил на деревянном полу отпечатки ладоней. Выжженные. Я как обычно гонял по своему телу шар с энергией, краем уха слушая беседу Квотара с ученицей. Мысленно разделив шарик на два маленьких, я пустил их в руки, мне даже показалось на секунду, что я почувствовал настоящее тепло… А в следующий момент я понял, что тепло мне вовсе не показалось. Из-под ладоней, которыми я опирался на пол, взвились тонкие струйки дыма, запахло паленым. Отдернув руки, я получил возможность полюбоваться четкими отпечатками черного цвета – они выглядели так, будто я приложил к дереву раскаленную кочергу. Если, конечно, бывает кочерга в форме человеческой ладони. Я, наверное, целую минуту ошарашенно смотрел на дело рук своих. Продолжал бы и дальше, если бы меня не отвлек удовлетворенный голос Квотара:
