Эк я красиво завернул. На молодежь должно подействовать.
И подействовало. По рожам вижу: многие засомневались.
Но Ануд оказался не только сдержанным, но и неглупым.
– Мы уйдем, – заявил он. – И Заря пойдет с нами!
– Нет! – выкрикнула девушка. – Ты дурак, Ануд! Еще слово – и я убью тебя!
И схватилась за лук.
Расслабившиеся чуток варяги моментально встрепенулись. Вот только целились они не в Зарю, а в меня.
– Не стреляй, Заря, – произнес я надменно. – Убить холопа – не много чести, даже если этот холоп и родился когда-то свободным варягом. Теперь он из тех, кто лижет руку хозяина и не способен защитить свою честь. Видишь, я говорю это, а он молчит и думает, что я не смогу отбить всех стрел и копий, которые сейчас на меня обрушатся. И он прав: я не смогу. Потому что вышел говорить с ним с пустыми руками. Я ведь не знал, что говорю с рабом. Думал, он – воин…
И тут произошло сразу два события. Каждое из них в отдельности было неплохим, а вот вместе – совсем наоборот.
Первое: Заря бросилась ко мне, намереваясь заслонить от стрелков-соплеменников.
Второе: Ануд все же не сдержался.
– Я и есть воин! – взревел он, выхватывая меч и бросаясь на меня. – И ты сейчас это увидишь, нурман!
А поскольку между нами была Заря с наложенной на тетиву стрелой, то на эту стрелу он бы и нарвался, если бы я, толкнув девушку, не сбил выстрел. Парня все равно задело, но только плечо по касательной. А могло прямо в грудь. В упор. Тут бы и кольчужку пробило, а кожанку Ануда вообще прошило бы насквозь.
– Не стрелять! – закричал я своим и перехватил сначала Зарю, отправляя себе за спину, а потом – Ануда, который с разгону обрушился на меня и едва не сбил с ног.
Но я все же устоял и даже сумел развернуть его лицом к остальным варягам, прикрывшись им как живым щитом.
Впрочем, стрелять по нам никто не рискнул. Вероятность попасть в своих, Ануда или Зарю, была куда выше, чем прищучить меня.
Все же хорошо ее тренируют, варяжскую молодежь. Я сейчас вижу их всех, сердитых, растерянных, азартных…
Но глазенки у всех вполне разумные. Башню ни у кого не снесло.
– Ануд! Я сейчас тебя отпущу, и мы продолжим разговор, – произнес я достаточно громко, чтобы слышали и остальные. – Мирно. Договорились?
– Договорились, – пробормотал варяг.
И я его отпустил.
Что-то мне подсказывало: дырок во мне после этого не наделают. По крайней мере сразу.
– Присядь, – я указал на бревнышко. И сам опустился рядом. А затем махнул рукой остальным: сюда идите.
Меня послушались. И мы с Зарей оказались в окружении вероятных противников.
Казалось бы, опрометчивый ход…
А вот и нет. Самое опасное для воина моего типа, равно как и для берсерка, – это правильный боевой порядок противника. Чтобы стена щитов, через которую вот так сразу не пробиться, а за ней – парни с метательным оружием. Проверено на практике.
А когда вокруг тебя – неорганизованная, пусть даже и настороженная, группа, это куда перспективнее.
Особенно если эта группа опасается не столько меня, сколько тех, кого не видит.
Честно говоря, меня бы устроило, если бы Заря отправилась к папе. Да, я буду по ней скучать. Но зато девушка будет в безопасности. А у меня руки развязаны. А через некоторое время, может, и мои отношения с Трувором наладятся.
Но сказать Заре «уходи» нельзя. Она сочтет такое предательством.
И уговорить ее тоже не получится. Не тот характер. Боюсь, что она бы не ушла, даже если бы от этого зависели наши отношения. Выдала бы что-то типа «умрем вместе» – и хоть кол теши на ее прекрасной головке.
Она и сейчас всем своим видом показывает, что готова за меня умереть. Хорошо хоть стрелу с тетивы сняла. Она готова драться за мою жизнь – и это подкупает. Причем только за мою жизнь. Лично ей варяги ничем не угрожают. Это ее народ. Они росли вместе. Кто помладше, кто постарше. Все, в общем, родичи. А род – это святое. К папе привести – не вопрос. Обидеть? Кто рискнет, того остальные на запчасти разберут. Вот даже Ануд на нее не злится. Косится недовольно, морщится… Не потому что больно, а потому что очень опасается: не забудут ему товарищи по оружию сегодняшней слабости. И моих оскорблений. Очень может быть – не зря опасается. Превратиться из Ануда, уж не знаю, какое у него сейчас прозвище, в Ануда, которого обозвали холопом, – точно не его мечта.
– Что стоишь? – укорил я Зарю. – Твоя стрела – ты и доставай!
Послушалась. Шуганула прочих лекарей-любителей, которые уже успели обрезать край металлизированного кожана и распороть рукав рубахи, лично обломила наконечник и одним рывком, умело, с поворотом, выдернула тонкое древко.
Кровища хлынула будь здоров, но рана, насколько я могу судить, пустяковая. Так, чуток под кожу зацепило. И хорошо, что стрела обычная, шильцем, а не срез.
Нет, отменно парни обучены. Как грамотно стоят: не гурьбой, а «рожками» наружу. Уверены, что там, снаружи, все мои страшные хирдманы прячутся. А поскольку где они – непонятно, то приходится варягам держать круговую.
За мной тоже присматривают, но так… халатненько. Я этих смотрящих даже и без Волка за пять сек в Ирий отправлю при желании.
Но желания такого нет, прямо скажем.
Я присел рядом с Анудом, которому оказывали медицинскую помощь. Пациент вел себя достойно: потел, дышал сквозь зубы, но не дергался и не пищал.
– Не знаешь, куда ушел Ольбард? – поинтересовался я.
Парень резко мотнул головой. Ему сейчас немного не до разговоров. А придется.
– Переговорить с ним хочу, – пояснил я. – Не дело это – нам с варягами враждовать.
– Зарю верни! – потребовал Ануд и тут же зашипел от боли. Очень опрометчивые слова, когда предмет обсуждения обрабатывает тебе раневый канал.
– Это плохой совет, – я покачал головой. – Да и не поможет он. Дело не в моей невесте… – Заренка немедленно заулыбалась. – Рюрик приказал ему меня убить. Ты сиди, сиди, не дергайся. Он струсил, Рюрик. Ты, верно, слыхал, что у него в Дании остались очень сильные и немножко обиженные на него враги?
Молчание. Но по физиономии вижу: слыхал. И о том, как Сигурд Змееглазый Рюрика разгромил, и о том, как уцелевшие у Сигурда Рагнарсона прямо из-под носа драккар увели.
– И это очень могучие конунги, – продолжал я, делая вид, что совсем не интересуюсь навострившими ушки варягами. – Сотни кораблей, десятки тысяч воинов, да таких, что в бою получше, чем Трувор или я. Воины Одина. Рюрик это знает, ведь он тоже ходил под их знаменем, когда звался не князем, а морским конунгом. И знает, что в сравнении с ними он – как бурундучок перед мишкой. Ам – и нет! – Я показал жестом, как медведь подхватывает мелкую живность и отправляет в пасть. – Рюрик помнит, как копье Сигурда, сына Рагнара, пробило его грудь. Он помнит, что жив только по одной причине: они не знают, что он жив. Вот он и укрылся в Ладоге, как бурундучок в норке под камешком, и трясется от страха.
