Человек не исчез. Палатку огласил оглушительный рев, и трудно было разобрать, чего в нем больше – радости или боевого безумия. И в тот же миг в шатер влетела охрана. Она увидела своего повелителя, и рев уже издавали три луженые глотки.
Орки радовались долго и бурно. Орали и пританцовывали на месте, как на сельской дискотеке пьяные молодые комбайнеры, только что вернувшиеся из армии и решившиеся оторваться за все два тяжелых года службы и дисциплины.
– Дела наши плохи, – пожаловался Грыз, когда воины угомонились и вернулись на свой пост. – Орки не могут сидеть долго на одном месте без дела. Многие ушли, и мы, как сила, скоро перестанем существовать. Остались одни старики и дети.
– Не беда, этого достаточно, чтобы вдохновить орков на подвиги. Скажу тебе по секрету – скоро у людей начнется война. Как только молодые псы разорят лес, есть большая вероятность, что империя нападет на Вангор. А мы пойдем грабить империю.
– В самом деле? – Грыз удивленно посмотрел на паренька, который выглядел неуместно в обстановке военного лагеря, но тем не менее являлся его предводителем. – К тому времени нас останется пара десятков, и мы даже границу не сможем пересечь, – скептически заметил орк.
– Я с тобой согласен, поэтому мы поступим таким образом. У нас есть время собрать под свои знамена как можно больше орков. Для этого мы пойдем священным походом на другие племена, запятнавшие себя связями с врагом. В конце концов, предупреждали же старики, что брат пойдет на брата, поэтому первой нашей жертвой станут сивучи.
Грыз загорелся было и набрал в грудь воздуха, чтобы сделать эту радостную весть достоянием всей округи, но так и не заорал, тихо спуская воздух из легких.
– Раньше надо было, теперь нас слишком мало. У них тысячи воинов, нас сомнут и уничтожат.
Я спорить не стал.
– Все это было бы верно, если бы с вами не было меня. Но я не просто человек, Грыз, я человек из пророчества. И у меня есть план.
Небольшое воинство пылило по степи. Слух о походе остатков воинства Худжгарха распространялся по бескрайним просторам со скоростью ветра. Часть воинов откололась, не веря в успех предприятия, другие, движимые желанием подраться, наоборот, присоединялись к воинству.
– Кто-нибудь понимает, что происходит? – Великий хан задумчиво попивал гайрат. – Почему именно сейчас свидетели, когда они ослабли и перестали быть силой, с которой можно считаться, пошли войной?
– Потому и пошли, что дальше ждать стало невозможно. Скоро их останется десяток, – засмеялся правая рука.
– Ты тоже так считаешь? – Хан посмотрел на верховного шамана. Его взгляд был спокоен, но в глубине глаз таилась тревога. Он чувствовал, что какие-то могучие силы привели в действие племена и противостояли друг другу. А своим ощущениям он привык доверять.
Старик сидел насупившись, как старый гриф.
– Молодой растущий бог решил показать силу старым. Он опережает их и пользуется этим. – Шаман помолчал, собираясь с мыслями. Ему самому было трудно поверить в то, что он сейчас скажет. – Так сказали духи предков. – Он снова помолчал и неохотно добавил: – Они будут помогать ему.
Хан согласно покивал:
– Я тоже так думаю. Быр, что говорят твои шпионы?
– Они пока молчат, но известно, что предводитель Грыз объявил о возвращении Худжгарха и повелел идти походом на сивучей.
– А почему именно на сивучей? – заинтересовался хан.
Быр Карам пожал плечами:
– Не знаю, великий.
– А ты как думаешь? – обратился хан к шаману.
– Думаю, что они пойдут на всех, кто был замечен в связях с нашими врагами. Выжигать измену и предательство, – ответил шаман. Сейчас он напоминал коршуна, склонившегося над добычей. – Я отправляю к нему в помощь всех своих учеников.
– К кому? – недоуменно спросил Быр Карам. Но за шамана ответил хан:
– К Худжгарху, Быр. Плохо, что твои люди проглядели такое важное событие. В ставке у свидетелей появился дух мщения, поэтому они пошли войной. А ты сам видел, на что он способен. После первой незначительной победы, когда он явит себя снова, воины потекут к нему со всей степи. Так уже было, так и случится вновь. Поднимай всех своих Змей и отправляй к нему. Мы не должны быть последними, кто присоединится к походу. Нам не простят этого наши предки, Быр.
До сивучей воинство Худжгарха не дошло. Путь ему преградили отряды муйага, когда они вошли в их земли. Новый вождь надменно выслушал парламентеров и плюнул им под ноги. Это означало абсолютное презрение к парламентерам и к тем, кто их послал. Парламентеров раздели и голыми отправили обратно.
– Что будем делать, повелитель? Если мы оставим без ответа это оскорбление, от нас отвернется вся степь. Но и сражаться с тремя тысячами воинов мы не можем.
– Грыз, ты стал самым неверующим в отряде. Я считаю, что этим ты оскорбляешь меня. Ты так переживаешь за свою жизнь? – Человек суровым, потяжелевшим взглядом придавил орка к земле. Тот почувствовал невыносимую тяжесть и стал гнуться все ниже и ниже, пока не упал на шкуры, которые устилали походный шатер. – Уходи, – убрав давление, сказал человек, – я тебя не держу.
Грыз распростерся на полу и подставил шею для удара, выказывая высшую степень подчинения и доверяя свою жизнь этому юноше.
– Виноват, повелитель. Если хочешь, возьми мою жизнь, – не поднимая головы, произнес он.
– Я возвращаю тебе твою жизнь. Готовь войско к утренней битве, и да укрепит создатель ваши сердца. Завтра будет битва не орков, а Худжгарха. Ступай!
Я не гневался на Грыза. Ему, как и всякому, кто верит в чудеса, нужны проявления этих самых чудес. Пример тому странствия народа израильского по пустыне. Сколько им чудес ни показывали – и столб огненный они видели, и море расступилось, и манна с неба падала, но, как только проходило время, это забывалось и подступали сомнения. Орки, как и все разумные, были точно такие же. И для подкрепления их веры я должен явить чудо, или фокус, или должно произойти нечто таинственное, что свяжут с Худжгархом. Это называется манипуляция общественным сознанием, и я со спокойной совестью это делал.
У меня самого были сомнения в том, правильно ли я поступаю. Одно дело – противостоять земным врагам, и совсем другое – замахнуться на небесные власти. Но я также понимал, что мне не оставили выбора. Остановиться сейчас и отступить – значит обречь себя на неминуемую гибель. А так у меня оставался пусть призрачный, но шанс выжить, и, может быть, от меня на время отстанут. А там я что-нибудь придумаю. Вот этим я и утешал себя, ввязавшись в очередную авантюру.
С наступлением ночи лагерь моих свидетелей не уснул. Горели костры, воины готовились к битве, многие считали, что для них это последняя битва, но шли на это с радостью обреченных берсерков. Многодневное безделье им осточертело, и кровь, вскипая яростью, требовала сражения.
