– За то, что не привлекла к этому делу Рабэ.
Иметь близость с рогатой демоницей было для меня все равно что с… с… с козлом, вот. Тьфу, придет же в голову такое сравнение! Теперь мне понятна была природа болезни, и оставалось выработать способы ее лечения.
– Шиза, я так понимаю, что тебе нужна живая женщина для того, чтобы почувствовать близость. Правильно?
– Да, – ответила она с задержкой и осторожно, не зная, чего ждать от меня.
– Любая?
– Нет.
Я задумался.
– Ганга сгодится?
Опять односложное:
– Нет.
– А кто тогда?
– Эрна, Лия и Чернушка, те, кто могут быть предельно эмоциональными.
– Ты можешь прожить без этого… этого дела?
– Какого? – Она удивленно помолчала, но потом сообразила, о чем я. – Да! Но не хочу. – В ее голосе я почувствовал нервозность.
Что такое неудовлетворенная женщина, мне приходилось видеть. Существо весьма вредное и опасное, способное испортить жизнь даже пофигисту.
– Тогда за тобой решение этой проблемы. Потому что я не знаю, как ее решать.
На этом я успокоился и принялся рассматривать установочные блоки у Эрны. Где я тут напортачил? Она рада мне служить. Она преданна и скорее убьет себя, чем навредит. Вот тут поменяем, поставим установку на радость от того, что у меня есть невеста, это раз, на то, что она не испытывает ревности и рада жить для меня, это два. Что еще? Пришлось задуматься. Эрна очень, оказывается, скрытная и свои чувства хорошо контролирует, такое напряжение разрывает ее изнутри.
– Вот, я подготовила гипнограмму для ее нервной системы. Больше ничего не делай, – проявила свою помощь Шиза.
Пожав плечами, я сделал, как она сказала. Затем стал потихоньку подкачивать энергию в ауру девушки. Она стала успокаиваться и дышать ровнее. Разрывы пошли реже, а через полчаса совсем прекратились.
– Знаешь, твое высочество, – обратился я к симбионту, – мне что-то ужасно дискомфортно от осознания того, что, приходя к тебе, я сплю с другой девушкой. Какое-то раздвоение и… и еще… хрен знает что еще. Это трудно объяснить. Быть с тобой и знать, что на самом деле не с тобой, это, знаешь… Я даже не знаю что!
– Я подумаю над этим, – прозвучал ее ответ.
– Ваша милость, там пришли люди, требуют вас. Говорят, у вас дуэль. Что делать? – в дверях показалась Рабэ. – Мне их сожрать?
– Нет, Рабэ, это у меня приказ ополовинить дворянство столицы, очистить от бретеров, чтобы здесь на время поутихло. – Я поднялся.
– Так что же вы сразу не сказали, я бы эту работу сделала за одну ночь! – воскликнула она и алчно облизнулась.
– Рабэ, а зачем вам души? – спросил я мою ручную демоницу, вспомнив свой интерес к этому вопросу.
Я предполагал, что эти души усиливают демонов и она таким образом хочет получить силу и выйти из моего подчинения.
– Это закон Творца, вложенный в нас. Мы хватаем эти души и переносим в преисподнюю. Они являются топливом для Сердца Хаоса.
– Странно. Как-то мало верится, что вы этакие чистильщики вселенной. – Я посмотрел на нее с сомнением. – Ты что крутишь, морда?
Может, ну ее? Прибить, и дело с концом. Она поняла, что я сейчас решаю ее судьбу, и испуганно залепетала:
– Я не кручу. Если нет душ, у нас возникает голод, и мы стараемся утолить его, пожирая тех, кто рядом. Души смертных, отягощенные грехами, не могут уйти за грань, они попадают в преисподнюю и носятся там, ища выхода, пока мы их не выловим. Поймаем и отправляем на вечные муки, гореть в пламени и питать Сердце Мира. А мы, демоны, уйдя из преисподней, постоянно ощущаем голод, и это сводит нас с ума.
– Так сидела бы там, чего вылезла? – проворчал я. Теперь мне стал понятен механизм «душеедства». – И куда ты потом деваешь съеденную душу?
– Она уходит в преисподнюю.
– А если она не отягощена грехами? – Вопрос был не праздный. – Что там происходит с душой, которая не заслужила погружения в преисподнюю?
– Она прорывается за грань и уходит.
– А вы ее ловите?
Рабэ заморгала и созналась:
– Да, мы стараемся ее не выпустить. Но в конце концов она прорывается за грань, у нас нет власти над ними.
– Тогда получается, что эта душа продолжает незаслуженно мучиться? Так? – спросил я. – И только для того, чтобы вы не мучились голодом?
– Да, ваша милость. – Она опустила глаза.
– Понятно. Тогда мучайся ты, раз покинула свое место работы. Терпи.
На этом я закончил разговор. Меня ждали дуэли.
На полигоне гильдии столпилось много народу. Здесь были молодые аристократы и их защитники, и их девушки, и их наставники, и некоторые отцы семейства.
– Кто первый? – Я вышел на середину с одним мечом в руках.
Толпа стала рассаживаться на скамейках, а на поле вышел брюнет лет тридцати. Он профессиональным взглядом оглядел меня, и улыбка стала сходить с его лица. Я стоял в расслабленной позе, но знающий человек понимал, что перед ним серьезный противник. Кроме того, нехеец.
Он склонил голову и представился:
– Защитник чести рода Бурьеро, тан Шорст.
Разговаривать с мертвым я не собирался, Шорста не было в списке, переданном мне Грондом.
– К бою!
Я встал в стойку и, дождавшись атаки удивленного такой лаконичностью бойца, поразил его в глаз прямым колющим ударом. Схватка продолжалась три, от силы четыре риски. А что, я должен был произносить пафосные речи? Объявлять, что свою победу посвящаю даме сердца? Красиво раскланиваться и вызывать восторг местных красоток? Ага, сейчас! Меня подрядили почистить стойла столичной конюшни. Согласен, работа грязная, не для героя из сказок. Но жить в обществе и быть свободным от него нельзя.
Я стал ждать следующего. На поле вышел еще один бретер, он был бледен.
– Не надо слов, тан. К бою! – поторопил его я. – За вами еще претенденты на смерть.
– Но это не по правилам! – возразил он. – Я защитник рода Травто, тан Кристр. Защищайтесь!
Его тоже не было в списке, и он погиб так же быстро.
Затем было еще четыре поединка, и вышел юноша, в семье которого не было защитника. Бледный, словно лишился всей крови еще до схватки, он дрожащими губами шепотом произнес:
– Моя семья готова заплатить откуп, а я – принести извинения.
Наступило время переговоров. Все уже поняли, что совершили промах и я им не по зубам.
– Во сколько оценили вашу жизнь, тан? – Мне было интересно, почем нынче молодые наследники.
– Пять тысяч золотых.
– Не смешите меня, мне за вас предложили двадцать, – просто чтобы посмеяться, ответил я.
