— Хуже того, князь. Когда царский отряд пошел на Москву, я послал туда же свой небольшой торговый обоз, всего три телеги. Холст решил продать. До того опасался пускать. Меченый мог разграбить. Посему подобрал время и под прикрытием…
Князь прервал боярина:
— Это мне безразлично. Послал, а дальше-то что?
— Грамоту для стражи московской старшему дать забыл. Опомнился, послал гонца, Лавра Кубаря. Тот вернулся быстро, бледный как смерть. Сказал мне, что разбойники разграбили обоз наш у Гиблой рощи. Всех перебили, товар и коней скорее всего в лес утащили, телеги бросили. Холопов в полон взяли либо утопили в болоте. А ведь в то же самое время между рощей и лесом шел царский обоз. Я сам сейчас осмотрел то место. Свидетельств нападения на мой обоз много. Это несмотря на дождь. Дружина Кузнеца в это самое время должна была тоже находиться у рощи, только ближе к лесу.
Князь занервничал, но сумел сдержать себя в руках и заявил:
— А может, она ушла вперед? Разбойники Меченого не посмели бы напасть на нее. Они пропустили царскую дружину и набросились на твой обоз.
— Если Меченый заранее знал о моем обозе, то ему наверняка было известно и то, что ничего ценного в нем нет. Чует мое сердце, князь, беда большая случилась. Меченый решился-таки напасть на царский отряд. Всеобщая уверенность в том, что он не сделает этого, только подзадорила разбойника. В дерзости ему равных нет.
— Но тогда остались бы следы боя. Ведь дружинники — не твои холопы. Они дали бы достойный отпор мужикам из шайки. А ты говоришь, что никаких следов нет.
Воронов развел руками и подтвердил:
— Нет, князь.
Дмитрий Иванович прошелся по зале, кликнул слугу, который был при нем еще с младенчества:
— Прохор!
Явился пожилой мужик.
— Да, князь!
— Передай Петру Опарю, чтобы срочно отправил с десяток конников по пути царской дружины. Пусть они догонят ее, узнают, цела ли.
— Кто цела? — не понял слуга.
— Дружина, Прохор, не я же. Я вот он, целый и невредимый.
— А что с ней может быть-то?
Князь повысил голос:
— Ты не рассуждай, исполняй наказ, да быстро!
— Ничего не понял, но делаю. Коли у воеводы Опаря будут вопросы, скажу ему, чтобы к тебе шел за ответами.
— Ступай уже, старик!
Прохор ушел.
Спустя полчаса к Микулинскому действительно заявился воевода Петр Опарь. Но не с вопросами, а с докладом о том, что выслал десяток всадников по следу царской дружины.
Потом он все-таки поинтересовался:
— Не объяснишь, князь, с чем связан этот приказ?
Микулинский кивнул на Воронова и заявил:
— Боярин растолкует.
Воронов повторил свой рассказ.
Воевода выслушал его и проговорил:
— Странно. Меченый наверняка знал о выходе царской дружины. Ему мог быть известен и путь, по которому она пойдет. Атаман напал на торговый обоз боярина, значит, ведал о нем. А вот далее непонятно. Меченый в каких-то ста саженях от царской дружины грабит обоз, в котором и ценного-то ничего не было. И не просто грабит, а убивает всех холопов либо уводит их куда-то. Все это должно было происходить на глазах воеводы Кузнеца. Но, судя по рассказу боярина Воронова, никаких следов побоища там нет. Это что же получается? Чертовщина какая-то.
— Ох, как бы действительно беда не случилась, — проговорил князь.
— Да какая беда? Это я насчет царской дружины. В ней отборные ратники, они играючи отобьют любое нападение разбойников, — заявил воевода.
— Да, если только оно не подготовлено заранее и весьма умело. Дорога там проходит между рощей и лесом. Не самое удобное место для боя. Развернуться нельзя, негде.
— Ничего, — успокаивал князя Опарь. — Кузнец — грамотный, опытный начальник. Абы кого царь не послал бы за кладом. Иван Богданович наверняка принял все меры, дабы не угодить в засаду.
Микулинский кивнул и сказал:
— Это так, но слишком уж он уверен был в своих силах.
— Почему же был? Вот вернутся мои люди и донесут, что все в порядке.
Люди вернулись, но с новостью, которая поразила всех. Конники не нашли царской дружины, хотя и прошли до того самого места, где она должна была встать на отдых.
Князь выслушал десятника, опустился на лавку у стены и пробурчал.
— Да что ж это такое? Куда царская дружина делась?
— Мы за нее не в ответе, — заявил боярин Воронов. — Может, воевода Кузнец позарился на сокровища и повел дружину не на Москву, а к границе с Литвою.
— О чем ты говоришь, Всеволод Михайлович? Даже если и захотел бы Кузнец увезти сокровища в Литву, то разве ратники дали бы ему сделать это? Нет, тут что-то совсем другое.
— Но не могла же она взять и пропасть? Может, пошла другой дорогой?
— Они к месту первого своего ночлега должны были вечером выйти. Десятник догнал бы их верстах в семи-восьми оттуда. Господи, что же делать?
— Поднимать людей, еще раз все осмотреть. Искать следы царской дружины, — сказал воевода Опарь.
— Где ты их найдешь, коли после выхода ливень был? Да и сейчас опять пошел дождь.
— Тогда надо посылать гонца к царю с известием о пропаже дружины.
— Ты представляешь, что потом будет?
— А что будет? Мы свое дело сделали, сокровища спрятали, на Москву сообщили, отряд царский встретили, все передали. Воевода Кузнец сам выбрал путь, хотя мы его предупреждали о шайке Меченого. В обозначенный час он выехал из города, мы его проводили. А что произошло дальше, пусть выясняют люди, которых не замедлит прислать сюда царь Иван Васильевич.
Князь вновь кивнул и проговорил:
— Да, пришлет, конечно, но вместе с приказом взять всех персон, знавших о кладе, дабы выявить изменника. — Он взглянул на воеводу и продолжил: — Всех нас, Петр Данилович, обвинят в том, что мы не обеспечили безопасность клада. Ведь любому холопу ясно, что тут без предателя не обошлось. А я этого негодяя проморгал, проявил преступную халатность. Вдобавок мы так и не уничтожили какую-то шайку беглых холопов, позволяли ей грабить достойных купцов. Это дело серьезное. Тут ответить нам будет нечего.
— Но и молчать нельзя, — уже другим, упавшим голосом сказал воевода, понимавший всю опасность своего положения. — Да и без пользы это. Чрез неделю, если не раньше, посланцы царя сами приедут в Тверь. При них будет крупная дружина. Они начнут следствие по этому делу.
— Ты прав. Посылай двух своих ратников. Что передать царю, и без меня знаешь.
— Слушаюсь, Дмитрий Иванович! Нынче же и отправлю.
— Уйдите все, хочу быть один, — заявил князь Микулинский и обхватил голову руками.
