— Дивлюсь. В Сарай-Бату разговора об этом не было.
— Там происходит много того, что непонятно вам, урусам. Тверь задолжала хану. Ты должен собрать дань и передать мне.
— Но я еще не вступил в должность.
— Тебе для этого год нужен?
— Нет, но и не один день.
Чолхан махнул плеткой и заявил:
— Вступить всегда успеешь. Ты получил ярлык великого князя Владимирского. Тверь тоже твоя. Значит, должен собрать дань. Ее размер обговоришь с Кульбеди. Но долг ты должен вернуть сполна. Хан Узбек — мой двоюродный брат. Он поставил тебя на княжение. Оправдай его надежды.
— Это будет не так просто и займет время.
Чолхан, поигрывая плетью, усмехнулся и заявил:
— А мы подождем. Неделю. Да, Кульбеди?
Мурза процедил сквозь зубы:
— Неделю много. Трех дней хватит.
— Это смотря как нас тут привечать будут. Да, князь Александр?
— Ты насчет чего?
— Насчет гостеприимства.
В гостевую палату заглянул ключник Сергун.
— Прощу прощения, князь. Нукеры вельмож ордынских безобразят. Катюху, дочь поварихи, в клеть затащили и снасильничали.
Кульбеди поднялся.
— Ты что, пес, жаловаться пришел?
— Нет, мурза, я просто сказал, что происходит на дворе, а зашел узнать, где разместить ваших славных нукеров.
— В гостевом доме… — начал было Александр Михайлович, но Чолхан прервал его:
— С каких пор ты получил начало над моей личной охраной?
— Но разместить-то ее где-то надо, принять как дорогих гостей.
— Это верно. Но где им быть и что делать, буду решать я. А дочь поварихи сама виновата, нечего перед воинами задом вертеть. Получила то, чего хотела. Пусть радуется, что жива осталась, и собирает манатки. Она поедет с нами, станет наложницей того нукера, который первым имел ее.
— Отец ее строгих правил, Чолхан.
— А при чем здесь отец этой подстилки?
— Не надо будить гнев в людях.
— Что? — воскликнул Кульбеди. — Гнев? Ты называешь людьми тот скот, который живет здесь?
Чолхан понял, что его товарищ погорячился и сказал не то.
— Охолонись, Кульбеди, — заявил он. — Конечно же, здесь живут люди. Они работают на нас. В этом смысл их жизни. — Чолхан повернулся к князю и приказал: — От отца девицы откупишься. Дашь столько, сколько нужно. А коли взбрыкнет, всю семью в Сарай уведем. С этим покончено. Где кушанья?
— Посмотри, что с обедом для наших гостей, — сказал князь поникшему ключнику.
— Слушаюсь. А как насчет размещения нукеров?
— Ты что, пес, не понял? Я буду решать, где им встать, — заявил Чолхан. — Но сперва поем, а ты покормишь моих воинов. Пошел вон! И чтобы еда была скоро!
С ордынцами кое-как разобрались. Часть их вышла на охрану дворца, убрав русскую стражу. Остальные нукеры устроились в комнатах гостевого дома, большого, вместительного, уютного.
Чолхан пожелал занять опочивальню князя. Александру Михайловичу пришлось подчиниться.
После обеда, покуда ордынцы отдыхали, князь повелел созвать бояр и купцов. Собрались все быстро. Весть о прибытии ордынского посольства облетела округу молниеносно.
Князь Александр огласил требование хана.
— Но это грабеж, Александр Михайлович! — заявил боярин Васильев. Шесть лет назад мы уже собирали дань.
— Да, собирали, но ты, Петр Григорьевич, видимо, подзабыл, что потом было. Мой старший брат Дмитрий передал дань московскому князю Юрию, женатому на младшей сестре хана Узбека. Юрий должен был передать дань ордынцам, но отвез ее в Новгород и через купцов пустил на продажу. За это Дмитрий зарубил его и сам был казнен в Сарай-Бату. Дань не попала в орду, значит, мы должны платить.
— Но это, переводя на серебро, более двенадцати пудов. Где взять столько? — воскликнул другой боярин. — Половину мы с горем пополам собрали бы, но не всю дань. Или придется отдавать ее людьми. А что может случиться, пойди мы на такой шаг? Бунт, вот что. Он сметет и ордынцев, и нас, погубит Тверь, позволит возвыситься Москве.
Князь повысил голос:
— Мы должны собрать новую дань и сохранить наше положение супротив желания Москвы. Надо напрячь все силы и заплатить. Иначе Тверскому княжеству не быть. Ищите, бояре, по закромам, вытаскивайте из тайников золото и серебро, смотрите, каких холопов отдать можете.
Молодой боярин из рода Вельковых усмехнулся и заявил:
— Да еще подношение в дар приехавшим вельможам надо приготовить. От них серебряным подносом не отделаешься, запросят много.
— Да, с этим тоже придется разбираться. Надо немедленно начать сбор дани. Ордынцы оставят нас в покое и уйдут, как получат то, что затребуют.
— А размер дани остался прежним? — спросил Вельков.
— О том я еще буду говорить с мурзой Кульбеди.
— Это тот черт, который с Чолханом заявился?
— Да.
Поднялся какой-то купец.
— А ты, князь, ведаешь, что татары снасильничали Катюху Прохорову? Отец ее Евсей поклялся отомстить за честь дочери!
— Знаю, что Катьку снасильничали, а вот о помыслах Евсея слышу в первый раз. Допустить стычки никак нельзя. Посему велю Евсея посадить в темницу до отъезда ордынцев.
— А как быть с Катькой? Люди говорят, она хочет руки на себя наложить.
Князь вздохнул и сказал:
— Придется отдать ее в наложницы ордынцу, который первым снасильничал ее. Иначе не выживет.
— Так она и без того жить не желает.
— Ну что я могу сделать? — в отчаянии выкрикнул Александр Михайлович.
— Пусть вешается. Хоть не познает доли рабской, — тихо сказал Вельков.
— Все! — Князь взял себя в руки. — Собираем дань. Я постараюсь убедить ордынских вельмож убавить ее либо разложить по частям. Сейчас отдадим большую долю, а следующей весной, скажем — все остальное.
— Ну, старайся, Александр Михайлович, на то ты и князь, — сказал боярин Васильев и направился к выходу.
За ним пошли другие. Зала опустела.
Вскоре в нее вошел Кульбеди.
Тверской князь этого не ожидал. Он считал, что мурза спит без задних ног, как и остальные ордынцы. Ан нет, оказывается, тот бодрствовал. Почему?
Ответ князь получил тут же.
— Давай определимся с размером дани, — заявил Кульбеди.
— Да, это надо решать в первую голову.
— Размер прежний, плюс достойное подношение царю Узбеку, Чолхану и мне. Золотом.
