— Что это значит, князь? — спросил Бессонов. — Почему ты отпустил разбойника? Он же ничего не принесет и не выйдет из стана.
Савельев осмотрел подчиненных и спросил:
— Неужели вы плохо знаете своего воеводу?
— Потому и дивимся, — сказал Бессонов.
— Недолго осталось дивиться. Скоро сами узнаете то, чего я покуда не скажу. Но золото и икона будут у нас. Шайка прекратит свое существование. А сейчас не следует выказывать недовольство. Едем в Тверь, в кремль, к тысяцкому Дмитрию Ивановичу.
— Нам тоже? — спросил Баймак.
— Нет, Анвар. Вам с Агишем велю продолжать наблюдение.
Смышленый, умудренный опытом служивый татарин хитро улыбнулся и сказал:
— Значит, мы продолжаем охоту, да князь?
— Конечно, Анвар.
— А я понял, что ты задумал.
— Понял, так держи при себе. И смотрите за Черным лесом. Особенно за теми двумя тропами, о которых мы якобы ничего не ведаем. Если что, ты знаешь, как надо поступить.
— Ладно, князь.
— Возьми у Гордея суму с провизией.
— Да у нас еще есть.
— Возьми, для вас везли.
— Хорошо, возьму.
— Пройдете с нами за рощу и вернетесь обратно.
— Понял.
Велико же было удивление городской стражи, когда через Васильевские ворота в кремль въехал отряд Савельева. Воины с открытыми ртами смотрели на боярина Воронова, гробовых дел мастера Пурьяка и еще какого-то простолюдина, связанных по рукам и ногам.
Отряд остановился у дворца, с крыльца которого как раз сбежал князь Микулинский. Он был весьма удивлен, а когда увидел пленников и короба, так вообще застыл пред конем Дмитрия.
Воевода особой дружины спрыгнул с седла и заявил:
— Приветствую тебя снова, Дмитрий Иванович.
— Привет и тебе, Дмитрий Владимирович, — проговорил тверской тысяцкий, указал на Воронова, Пурьяка, короба и спросил:
— Что это?
Савельев улыбнулся и ответил:
— Если ты о коробах, то в них половина сокровищ, похищенных разбойниками, а если о пленных, то перед тобой главарь шайки, тот самый Меченый. С ним боярин Воронов, его подельник, по сути, зачинщик и организатор преступного дела по уничтожению царского отряда Кузнеца и собственных холопов с целью похищения клада.
Микулинский был ошарашен.
— Воронов организатор?
— Да, князь, твой ближний боярин заправлял всем, что касалось похищения клада. Это он все придумал, устроил доставку сюда из Москвы Емельяна Горина, названого брата Меченого, ключника боярина Толгарова. Емельян свел Воронова с главарем шайки, они сговорились и захватили клад.
— Ты говоришь, что Меченый — это гробовщик Пурьяк?
— Да. Посмотри на его морду. Она расписана куда хлеще, чем у Игната Брыло. Но Пурьяк вел хитрую игру и двойную жизнь. Его шайка сидела на болотах. Он руководил ею с починка, тайно встречался с Брыло и указывал ему, что и как надо делать.
— Но как тебе удалось выйти на них, Дмитрий Владимирович?
Савельев усмехнулся и ответил:
— А это уж мое дело. Извиняй, князь.
— А сокровища? Ты говоришь, что в телеге половина клада?..
— Да, это доля боярина Воронова. Я не знаю, с кем он еще собирался делиться награбленным добром. С этим разберется следствие.
— Но ведь твой отряд должен был убыть в Новгород. Такой приказ содержался в царской грамоте.
Дмитрий вздохнул и сказал:
— Каюсь, князь, но тут я обманул и тебя, и твоих бояр, Воронова в том числе. Ничего подобного в грамоте не было. Но иначе я не взял бы главарей и половину клада.
— Ты всех переиграл, Дмитрий Владимирович. Теперь я разумею, почему ты стал воеводой не простой, а особой дружины. Погоди-ка!.. — Тверской тысяцкий будто что-то вспомнил. — Надо же срочно гонцов на Москву отправить, успеть сообщить, что мы до прибытия новых государевых следователей взяли зачинщиков ограбления и половину добра.
Савельев рассмеялся.
— Мы?
— Дмитрий Владимирович, дорогой ты мой, не дай мне попасть под гнев царский!
— Ладно, мы так мы. Но гонцов посылать покуда не следует.
— Но тогда новые следователи поставят себе в заслугу все то, что сделал ты.
— Не поставят. За клад, икону и главарей отчитываться перед царем мне. А я укажу на твои заслуги в этом деле.
— Хорошо, коли так. А что ты собираешься делать дальше?
— Извиняй, Дмитрий Иванович, но я не могу говорить об этом даже с тобой.
— Пусть так. Но помни, князь, что если тебе понадобится помощь, то я и вся тверская дружина в твоем полном распоряжении.
— А разве прежде было не так?
Микулинский вспомнил об особой царской грамоте и сказал:
— Ну да, конечно. Так было и раньше. Ничего не изменилось и сейчас.
— Поговорить со своим ближним боярином не желаешь?
— Еще как желаю!
— Так говори, а после определи всех троих в темницу, отдельно друг от друга, а то насмерть перегрызутся. И охрану им поставь надежную, усиленную.
— Не беспокойся, Дмитрий Владимирович, попались, теперь уже не уйдут. Я особый караул к ним приставлю.
— Только не назначай начальником кого-то из своих бояр. Ненадежные они у тебя.
— Не все.
— Но Воронова-то ты прозевал, Дмитрий Иванович.
Тверской тысяцкий взял Савельева за руку.
— Но ведь это уже в прошлом. Не так ли, князь?
— Пусть будет так, Дмитрий Иванович.
Микулинский подошел к телеге, где лежали связанные пленники.
— Как же так, Всеволод Михайлович? Я доверял тебе, делился всем, а ты что натворил? Предал меня, город, нашу землю. Как ты мог?
Савельев отошел от телеги, подозвал к себе Бессонова и распорядился:
— Гордей, тебе с сыном придется убыть в осинник, Осипа подменить, а главное — встретить Егора Осина и его людей.
Бессонов кивнул и сказал:
— Понял, князь, но не могу сообразить, как ты рассчитываешь заполучить вторую часть клада и икону.
— Разговор об этом пойдет позже, когда прибудет десяток конников Осина, а пока езжай в осинник, да так, чтобы из села вас с Власом никто не приметил.
— Сделаем, воевода.
— Не спеши, сперва прокатись по кремлю, потом выезжай через Тьмацкие ворота к берегу реки, затем уже скачи в осинник.
— Сделаем, князь.
— Давайте.
