— Коней седлать!
— Слушаюсь! Только один вопрос.
— Ну?
— Десятник Абдуллах знает, что ты забираешь нас?
— Ему не до того. И потом, кто выше по положению, я или Абдуллах? Но если вы без личного разрешения десятника шагу ступить не можете, то оставайтесь, я других возьму!
— Нет-нет, мурза, мы поедем.
Они привели коней.
Потом все трое двинулись к посаду вдоль берега реки Тьмака. К этому времени почти все жители Твери вернулись в свои дворы. Никто не работал, праздник.
Ордынцы встали посреди улицы и осматривались, как хищники в поиске добычи. Так оно на самом деле и было.
Из проулка на улицу вышла женщина лет тридцати необычной красоты. Она была в праздничной одежде, голову накрывал платок, из-под которого выбивались пряди густых русых волос.
Ордынцы зацокали языками.
— Хорошая бабенка, — проговорил Хамза. — Я бы такую взял себе.
— А ну помолчи! — оборвал его Кульбеди.
Ему самому понравилась эта женщина. Не девица, конечно, но от такой получишь больше наслаждения, потому как она знает толк в любовных утехах.
Он направил коня к ней, но женщина завидела ордынцев, прошмыгнула в калитку ближнего двора и исчезла в доме.
Мурза усмехнулся и приказал:
— Хамза, со мной в дом, куда вошла баба! Ты, Назир, — в соседний двор.
Ордынцы спешились, привязали коней к изгороди. Кульбеди и Хамза зашли в ближний двор. Назир отправился в соседний.
Хамза ударом ноги выбил дверь. Мурза и нукер через сени дошли до комнаты.
Там у печи, обнявшись, сидели та самая баба, ее дочь лет тринадцати и престарелый мужик с округлой бородой, непрерывно кашляющий.
Кульбеди встал посреди светлицы, расставил ноги, поигрывал кнутом.
— Так у вас принимают дорогих гостей? — спросил он и усмехнулся.
Старик чрез кашель проговорил:
— Век бы не видеть таких гостей.
— Дерзок, смотрю, ты урус. Не надо так, себе хуже сделаешь. — Он поднял кнут, указал им на женщину. — Ты пойдешь со мной!
— И куда?
— Куда скажу, туда и пойдешь. Ты теперь моя наложница.
— А больше ничего не хочешь?
— И ты дерзишь. Это плохо. — Он повернулся к Хамзе и распорядился: — Забирай молодую девку, тащи во двор, там свяжи да кляп в рот вбей. Поведем ее к Чолхану.
Нукер двинулся к печи. Тут старик показал завидную храбрость и проворность. Он сорвался со скамьи, схватил вилы, стоявшие за ней.
— А вот я вас, басурмане проклятые!
Кульбеди на миг оторопел, отступил к Хамзе, но тут же пришел в себя, выхватил кривую саблю и одним ударом снес голову старику. Тот упал к оконцу, забился в судорогах.
Женщина и девчонка закричали.
— Хамза, делай, что сказано, да рот закрой этой твари! — распорядился мурза.
Нукер накинулся на девушку, выволок ее во двор. Мать схватила те же самые вилы, попыталась догнать их и защитить дочку. Но Кульбеди уже вошел в раж. Ударом сабли он сбил с ног несчастную женщину. Он оборвал завесу за печкой, обтерся, сел на лавку, несколько минут тяжело дышал, приходил в себя, потом вышел во двор.
Там лежала девчонка, связанная по рукам и ногам. Нукера рядом не было. Плетень, за которым располагался соседний двор, был проломлен.
Кульбеди двинулся туда, вошел в дом, споткнулся о тело мужика, изрубленного саблей, и едва не упал. Чуть дальше лежали две молодые женщины, тоже мертвые. Назир стягивал какой-то тряпкой бок, задетый ножом. Хамза вытирал кровь со своей разбитой физиономии.
Мурза сплюнул на пол.
«Да, натворили мы дел. Уже пять трупов. Ну да ничего. Девка, которую мы захватили, смягчит гнев Чолхана».
— Идем в соседний двор! Хамза, кидай там на своего коня девку, и галопом летим в кремль! — распорядился он.
— Может, дома подожжем, мурза? — предложил Назир.
— Нет. Ветер от реки. Загорятся эти, возьмется улица, а потом и весь посад. Этого Чолхан нам уже точно не простит. Уходим!
В это же время десятник Абдуллах со своими нукерами выехал из кремля через Васильевские ворота. У мостика за рвом он остановился. Надо было определить, куда ехать. В леса или в поле.
Мимо проходили жители, задержавшиеся в храме. Абдулла решил спросить первого попавшего мужика, куда лучше направиться, но тот отмахнулся. Это взбесило десятника. Он ударил кнутом мужика, а потом и какого-то старика, подвернувшегося под руку. Это вызвало ропот среди жителей.
Тут из ворот вышли восемь мужиков крепкого телосложения. Явно ратники, которые сейчас были отстранены от службы. К ним подбежал какой-то мальчонка и начал что-то рассказывать, взмахивая руками. Мужики насупились, помрачнели, гневно взглянули на ордынцев.
Это пришлось не по нраву Абдуллаху.
— Чего встали, свиньи? Идите куда шли, пока живы.
— А не много ли берешь на себя? — спросил один из этих мужиков, видимо, старший среди них.
— Ты что сказал? — Абдуллах повел на него коня.
В это время из ворот появился боярин Вельков. Следом за ним шел дьякон Дюдько. Он вел молодую кобылицу на водопой к реке Тьмака.
Вельков подъехал к Абдуллаху и осведомился:
— Что случилось, десятник?
— Это ты у своих свиней спроси, боярин.
— Это не свиньи, а ратники.
— Так закрой им пасти, а то!..
Старший ратник подошел ближе.
— А то что?
Боярин обратился к нему:
— Егор, успокойся. Не надо задирать ордынцев.
— А ты знаешь, боярин, что они сейчас наделали на Посаде?
— Знаю, но то были другие ордынцы. С теми Александр Михайлович разбирается. Ступайте своей дорогой и сидите по домам, покуда на службу не вызовут.
— Что, вот так и будем терпеть обиды?
— Придется, Егор. Недолго.
— Ладно. — Старший повернулся к товарищам. — Домой идем, мужики.
Ратники отошли, отъехал боярин Вельков.
Тут внимание Абдуллаха привлекла кобыла дьякона.
Он цокнул языком.
— Ох, хороша! Подвести ее под моего Батыра, знатные жеребцы вышли бы.
— Так забери ее, Абдуллах. Чолхан говорил, Тверь дань не выплатила, вот и возьми, — сказал кто-то из ордынцев.
— А что? И заберу, пожалуй.
Дьякон держал кобылу за узду, опасливо озирался.
Абдуллах соскочил с коня, подошел к нему:
— Хороша!..
