Савельев посмотрел в сторону жилого сруба. Горбун перехватил его взгляд и пожал плечами. Это означало, что там тихо, никто не выходил.
Вскоре толпа стала большой. Дружинники оказались в плотном кольце. Савельев поднял руку. Все замолчали.
— Новость у меня для вас печальная, — проговорил воевода. — Из ваших мужиков в живых остались только двое: Федот Щука и Игнат Брыло, изрядно подраненный. Их доставят в тверскую темницу, где уже сидят главарь шайки Меченый и его подельник боярин Воронов. Вскоре они предстанут перед государевым судом.
Кто-то закричал, кто-то заплакал, но, в общем, толпа не распалась, не забилась в истерике, не разбежалась.
Савельев продолжил:
— А ведь еще вчера я встречался с Игнатом Брыло. Он сообщил мне, что шайка готова сдаться, вернуть сокровища и икону, похищенные из царского обоза. В этом случае ваши мужики не погибли бы. Царь Иван Васильевич милостив. Он следует правилу, гласящему, что повинную голову меч не сечет. Без наказания не обошлось бы, конечно. Государь всех отправил бы в ссылку, на тяжкие труды, но ваши мужья остались бы живы. Но что сделал Брыло? Вместо сдачи он удумал совершить прорыв. Намеревался с мужиками уйти, оставив вас здесь, потому как с семьями далеко не убраться. Тем более пролив кровь и другой царской дружины. Я ждал Брыло там, где мы договорились. Вместо этого на мой отряд налетели разбойники с двух сторон. Мы были готовы к этому, отбили нападение и уничтожили шайку. Теперь ответьте мне, кто виноват в том, что ваши мужья, отцы, братья полегли в бою? Я, воевода царской дружины, готовый исполнить уговор, или Игнат Брыло, погнавший мужиков на верную гибель? Молчите? Значит, все понимаете. Вот такая горькая судьба постигла ваших мужиков.
— И что нам теперь без них делать? — выкрикнула бледная молодая женщина.
— Вернуть нам сокровища и икону, отнятые у царской дружины, и выходить из леса. То, что вы храните в своих закромах, нас не заботит. Это все ваше.
— А дальше что? Ссылка, подневольный труд, жизнь в нищете и лишениях?
— Бог милостив. Вы это знаете и без моих слов. Таков же и царь Иван Васильевич. Его суд будет справедлив. За что вас наказывать, коли вы не ходили на разбой? Злодейства совершали ваши мужья, отцы, братья, но вы за них не в ответе. Даю слово, что буду просить царя отпустить всех. У вас есть дети, они вырастут, парни женятся, девушки выйдут замуж. Возникнут новые семьи, у них родятся детишки. То, что было здесь, станет страшным сном, а потом и вовсе забудется. Я предлагаю вам собраться и пройти по правой от острова тропе к дороге. Там вас встретят тверские ратники и проводят до города. Князь Микулинский обещал мне, что вы будете обеспечены жильем на первое время. На днях в Тверь должны прибыть царские следователи. Они окончательно решат, куда вас отправить, дабы вам здесь не мстили те люди, у которых ваши разбойники убили таких же мужей, отцов и братьев. Но непременное условие вашей скорой свободы — это возвращение иконы и коробов с сокровищами, похищенными из обоза уничтоженной царской дружины.
— А что с нами будет, коли мы откажемся уходить отсюда? — спросила все та же бледная женщина.
— Что ж, дело ваше. Верните сокровища и икону, и мы уйдем. Вы же можете убрать за нами щиты на топях, и никто не пройдет к вам. Но и вы лишитесь возможности вернуться к нормальной жизни. Желаете остаться на болотах и помирать, так и делайте, принуждать не буду. Отдайте короба да икону, и мы оставим остров. Слово князя!
Бабы начали переговариваться. Одни утверждали, что верить ему нельзя, другие заявляли, что все одно их силой выведут с болота, и тогда пощады не жди. Надо выходить, иначе всех загубят.
Савельев терпеливо ждал.
Большая часть женщин уже начала склоняться к согласию, как вдруг из окна жилого сруба, которое выходило не к болотам, а к площади, раздался крик:
— Что, бабы, решили на поклон убийцам ваших мужей пойти? Так вы им без сокровищ и иконы не нужны. А они у меня. Я их не отдам! — Женщина выставила из окна зажженный факел: — Пусть сгорит икона, которая так нужна царю, пусть все здесь пылает, ноне будет по-ихнему. А вы, бабы, коли не хотите подохнуть вместе с детьми, бейте князя и его ратников, снимайте щиты с топи. Как-нибудь проживем.
Ее крик произвел действие на баб. Они стушевались, стояли, переглядывались, пребывали в большом смятении.
Горбун тоже услышал этот вопль. Он обошел сруб, одним ударом выбил факел из руки жены Брыло, а потом вытащил женщину на улицу. Она была настолько худа, что пролезла бы не только в оконце, но и в щель под дверью. Осип затушил факел, связал взбесившуюся бабу, встал и посмотрел на Савельева. Мол, все в порядке, воевода.
Тот оглядел толпу и спросил:
— Вы знали, что Брыло прячет у себя похищенные сокровища?
Бабы молчали.
— Думаете, что Меченый, Брыло или их ближние торговцы поделились бы с вами? Да они бросили бы вас тут и ушли бы с сокровищами в Ливонию или Литву, а весь царский гнев пал бы на вас. Но время идет. Если не желаете уходить, скажите, уйдем мы. Только подумайте о своей судьбе и участи своих детей, покуда мы заберем то, что по праву принадлежит государю.
Он кивнул ратникам, и они пошли к дому, в котором жил Брыло.
Горбун уже был там. На скамье у печи лежал паренек. Ему явно нужна была помощь. Но Авдотья не думала о родном сыне. Ей, как и мужу, золото затмило очи.
Короба и суму дружинники нашли в погребе и достали оттуда. Савельев распахнул суму, развернул холстину, и перед ратниками предстала чудотворная икона. Дмитрий поцеловал ее, аккуратно положил на стол. Все воины перекрестились. Слава богу, икона была цела.
Горбун открыл короба и воскликнул:
— Вот это да! Тут ведь…
Савельев прервал его.
— Во втором коробе тоже сокровища? — спросил он.
— Да.
— В погребе все посмотрел? Там ничего из клада не осталось?
— Нет. Там ничего, кроме него, и не было, — ответил Осип.
— Выходим отсюда. Новик, Дрога, Кулик и Черный — несете короба, я — икону. — Воевода взглянул на Горбуна и приказал: — Осип, ты прикрываешь! Мало ли что. Дойдем до тропы, там вы встанете. Я вернусь и узнаю, что порешили бабы.
Ратники вышли на улицу и увидели, что там уже никого не было. Женщины и дети выносили из землянок узелки.
Савельеву все стало понятно. Он остался на площадке, а воины пронесли короба до тропы.
К Дмитрию подошли две первые семьи с тремя детьми от четырех до шести лет.
— Мы готовы, князь.
— Подождите немного. Соберутся еще три семьи, тогда вместе и пойдете. Я сейчас подойду. — Савельев прошел к ратникам с сокровищами и иконой и приказал:
— Выносите! Но аккуратно, смотрите под ноги. Не дай вам бог сойти с тропы или сорваться со щитов. Короба тяжелые, золото быстро уйдет в топь.
