Савельев взглянул на Крылова и заявил:
— Эка новость-то. Нынче много кладов люди находят. Ордынцы закапывали в русских землях то добро, которое по каким-то причинам не могли вывезти отсюда. Наши вельможи да торговцы тоже прятали ценности, чтобы те не достались татарам.
— Все это так, Дмитрий Владимирович. Да вот только клад оказался необычным.
— И чем же он необычен?
— Тем, что в тайнике, устроенном на том месте, где прежде стояла клеть Степана Коланова, найдено не только большое количество золота, драгоценных камней, украшений, но и икона Божьей Матери, давным-давно похищенная в Афоне.
— Икона? Это та, которую до сих пор упоминают в молитвах?
— Да. Более двух веков она находилась в тверских землях. Как попала к слуге вместе с золотом и камнями, сказать трудно. Возможно, Степан знал о сокровищах Чолхана и украл их во время бунта. Не исключено, что икона была у Александра Михайловича. Он прятал ее у Коланова. Ценности же были отправлены в тайник позже. Все может быть. Важно, что икона Божьей Матери найдена. Теперь государь может передать ее афонским старцам. Разумеется, при условии, что клад с иконой сначала благополучно доберутся до Москвы.
— Что-то или кто-то мешает перевезти клад из Твери на Москву? — спросил Савельев.
— Нет. Этому вряд ли кто сможет помешать. Но ведь икону потом надо будет доставить на Афон. Вот этим и предстоит заняться твоему отряду.
Дмитрий погладил бороду и проговорил:
— Погоди, князь. Давай по порядку. Икона и клад сейчас в Твери у тысяцкого, князя Дмитрия Ивановича Микулинского, так?
— Да.
— Первый вопрос таков. Кто повезет ее на Москву?
— Дружина воеводы Ивана Кузнеца.
Савельев кивнул.
— Понятно. Вопрос второй. Дружина Кузнеца уже ушла в Тверь?
— Сегодня на рассвете.
— Ратники должны загрузить клад в обоз и вернуться с ним на Москву, так?
— Да.
— Это сто семьдесят верст в одну сторону. Надо учитывать, что отряд идет с обозом. Значит, в день он будет проходить до тридцати верст и прибудет в Тверь двадцатого числа. Далее отдых, загрузка и обратный путь. Ожидать Ивана Кузнеца на Москве можно двадцать восьмого июля или на день позже. Когда моей дружине надо быть готовой к длительному походу?
— Вы отправитесь на Афон четвертого августа. Однако государь наказал, чтобы ты держал своих людей в полной готовности к выходу уже с завтрашнего дня.
— Почему?
— Так решил Иван Васильевич.
— Добро. Завтра отряд будет готов к походу. Все сказанное тобой надо, естественно, держать в тайне?
— Само собой.
— А соблюдают ли ее люди воеводы Кузнеца и ближайшее окружение князя Микулинского?
— Вот это, Дмитрий Владимирович, извиняй, уже не твоя забота.
Савельев кивнул.
— Ну и ладно. Не моя так не моя.
— Тогда все, князь. Не смею задерживать.
— Слишком многим людям уже сегодня известна эта тайна, — проговорил Савельев.
— Почему многим, Дмитрий Владимирович? Князю Дмитрию Ивановичу Микулинскому, его ближним людям, весьма немногим, воеводе Кузнецу, тебе и мне. Ну и конечно, государю.
— Юрий Петрович, что знают двое, то знают все.
— Но не в нашем случае.
— Дай бог, чтобы так оно и было. До свидания.
— Счастливо.
Князь Савельев поехал к усадьбам своих ратников. Первым на его пути стояло подворье Гордея Бессонова.
Тот встретил князя радушно, обнял и сказал:
— Великого здравия тебе, князь Дмитрий Владимирович.
— И тебе того же, Гордей. Как вы тут обживаетесь?
— Понемногу. Отошли мои родные от полона татарского, побелели душой, а все благодаря тебе, князь.
— Полно, Гордей. Весь наш отряд спасал твою семью.
— Но ведь именно ты решил идти за Волгу и охотиться на мурзу.
— Ладно, хорошо то, что хорошо кончается.
— Пройдем в дом. Анфиса стол накроет, перекусим, чем бог послал.
— Нет, Гордей, спасибо. Тут дело такое… — Дмитрий передал своему ближнему помощнику суть разговора с князем Крыловым.
Бессонов погладил окладистую бороду и сказал:
— Да, дорожка нам предстоит шибко длинная, коли икону придется на Афон везти.
— До того надо еще заполучить ее. Государь не напрасно повелел держать дружину в полной готовности. Значит, есть какая-то опасность. Только князь почему-то не стал говорить мне о ней.
Гордей чуть помолчал и произнес:
— Мыслю, оттого не поведал, что сам сомневается, есть ли опасность или нет, а коли есть, справится ли с ней отряд Ивана Кузнеца. Я знаю многих ратников из того отряда. Воины достойные, с татарами бились не раз. Однако князь, как видно, все же сомневается.
— А коли сомневается, почему отправил в Тверь Кузнеца, а не нас? Уж мы-то точно привезли бы сокровища.
Бессонов развел руками и проговорил:
— Решение принимал не князь Крылов, а наверняка сам царь Иван Васильевич. Ему виднее, кого куда посылать. Возможно, он решил, что для нас это слишком простая работа.
— Поглядим. Значит, дома все в порядке?
— В порядке, князь. А у тебя?
— И у меня, слава богу.
— Как Ульяна? Дитя носит?
— Нормально все, Гордей.
— Я хотел кое о чем попросить тебя, Дмитрий Владимирович.
Князь посмотрел на воина.
— О чем, Гордей?
— Власу, сыну моему, уже семнадцать годов скоро. После полона окреп телом, душой и верой. Басурман ненавидит лютой ненавистью. Саблей владеет неплохо. Конечно, до наших воинов ему еще далеко, но сверстников своих побеждает.
— Ты к чему клонишь, Гордей?
— А нельзя ли его в нашу дружину пристроить, Дмитрий Владимирович? Поначалу на побегушках, испытание пройти. А потом вместе со всеми. Я с ним займусь, всему обучу, что могу сам. Хороший воин из него выйдет.
— Что ж, Гордей, я не против. В следующий раз, как встречусь с князем Крыловым, похлопочу за Власа. Парень он действительно стоящий, в тебя пошел.
— Благодарю, князь.
— Не за что пока. Поеду, посмотрю остальных, поговорю, с кем увижусь, а приказ о готовности ты уж сам передай, добро?
— Добро, князь.
— Радости дому твоему, Гордей.
— И твоему, Дмитрий Владимирович.
Князь Савельев поехал по соседним подворьям. Он спешил. Ему не терпелось увидеть Ульяну, узнать, как прошла прогулка. Дмитрий волновался за свою жену, а еще больше — за будущее дитя.
