В это же время на подворье боярина Никиты Демьяновича Толгарова, стоящем на Варварке, было необычайно пустынно. Только два работника постоянно торчали у ворот, через калитку посматривали на всадников, проезжавших мимо. Это были доверенные холопы боярина Ефим и Тарас.
Неподалеку от них от нечего делать играл в тычку служка, десятилетний сирота, которого по малолетству все называли просто Николкой. Фамилию его никто не помнил. Много чести.
На крыльцо вышел боярин и спросил у холопа:
— Ну что, Ефим?
— Пока никого, боярин.
— Должен уже подъехать. Не заплутал ли на Москве?
— Так язык-то при нем. Спросит, ему каждый прохожий подскажет, где подворье боярина Толгарова.
— Ну да, — буркнул вельможа и ушел в дом.
Наконец у ворот остановился всадник, явно измученный, весь в пыли.
— Доброго вам здравия, люди. Это подворье боярина Толгарова?
— Да, — ответил Ефим и спросил: — А ты кто будешь?
— А я гонец от тверского боярина Всеволода Михайловича Воронова.
— Чем докажешь?
— Это я сделаю пред боярином. Доложите, что прибыл.
Ефим позвал служку:
— Николка!
— Я! — ответил малец.
— Бегом к боярину! Скажи, что из Твери человек прибыл, от боярина Воронова.
— Угу.
— Быстро!
Николка побежал к крыльцу, поднялся по ступенькам.
Через минуту из дома вышел Толгаров и повелел:
— Пропустите всадника!
Холопы открыли ворота.
Гонец въехал во двор, кое-как сполз с коня и сказал мальчишке:
— Коня оботри, напои, накорми, да лишку не давай.
— Знаю, как с конями обращаться.
Гонец подошел к хозяину подворья и спросил:
— Боярин Толгаров?
— Я-то боярин Толгаров, а ты кто?
— Лавр Кубарь, холоп боярина Воронова. Вот его грамота. — Он достал из-за пазухи свиток.
Толгаров взял бумагу, развернул, прочитал, вернул и заявил:
— Добро, проходи в дом.
— Устал я, боярин, нет мочи. Но и дело срочное.
— Передашь мне сообщение твоего боярина, потом мои люди тебя накормят, напоят и спать уложат. Если хочешь, они и баньку истопят.
— Банька — дело доброе. Не откажусь.
— Так и будет. Тарас!
Второй холоп вышел вперед и услышал:
— Передай Марье, чтобы еду для гонца приготовила сытную, вина хлебного из погреба достала. Сам растопи баню. До обеда гонец попарится. Постель в комнате гостевого дома. В общем, займись всем этим, дабы гонец сыт, пьян и чист был, отдохнул хорошо. Ему завтра в обратный путь отправляться. Кольке за конем уход. Уразумел?
— Уразумел, боярин.
— Исполняй! А ты ступай за мной, Лавр Кубарь.
Они поднялись в просторную горницу. Наверху тоже никого не было. Жену с дочерьми боярин с утра отправил в гости к родителям, проживавшим на Ильинке.
Комната была обставлена богато. На полу яркие дорожки, скамьи вдоль стен и у стола устланы коврами. Оконца с мозаикой из цветного стекла. Шкаф, сундук огромных размеров у русской печи. Часть горницы отделяла занавесь. Такие же висели на стене у оконцев. На столе скатерть. В красном углу иконостас. Образа в серебряных окладах, лампадка из золота. Все дорогое, чистое, соответствующее положению хозяина.
Боярин опустился на лавку у стола, показал гонцу на место напротив себя и заявил:
— Садись, Лавр, и говори.
Холоп тверского боярина насторожился и спросил:
— А тут нас никто не услышит? Всеволод Михайлович строго наказал, чтобы при разговоре не было никого, кроме нас с тобой, боярин. Дело слишком серьезное и тайное.
— Петр Тучко, купец из городка Вербеж, предупредил меня о твоем приезде. Он сказал и о серьезном деле, и о том, что разговор наш следует держать в тайне. Так что не беспокойся, я принял меры. Разве это не заметно?
— Не до того мне, чтобы смотреть за этим. Еле на ногах держусь.
— Так не тяни, говори, что велено передать.
— Дело такое, боярин. В Твери найден клад.
— Вот как? И что в этом странного или нового? Теперь люди клады часто находят, особливо там, где прежде гуляли ордынцы. Вот на Рязани их чуть ли не каждый день откапывают. Да и в других местах тоже.
— У нас клад особый.
— Чем же?
Гонец передал боярину примерно то же самое, что говорил князь Крылов Дмитрию Савельеву.
Выслушав Кубаря, московский боярин поднялся, прошелся по горнице, резко повернулся и спросил:
— А икона точно из Афона?
— Точнее не бывает.
— Откуда же Всеволод Михайлович узнал про клад, если эту историю приказано было держать в строгой тайне?
— Ее и держат. Только мой боярин Воронов в приятельских отношениях с тверским тысяцким, князем Дмитрием Ивановичем Микулинским. От него он и узнал.
— А кроме иконы, значит, в том старом коробе много золота, серебра и драгоценных камней?
— Очень много. Боярин говорил, что там кольца, перстни, ожерелья, серьги, броши. Драгоценных камней целые россыпи. Наверное, Чолхан, родственник царя Узбека, в повозке которого и был найден когда-то этот короб, отрывал себе солидные куски от дани. Но самую большую ценность представляет собой икона.
— Иконе место в храме. В том самом, откуда ее похитили, — сказал боярин.
— Оно так и есть. Только икона найдена вместе с кладом Чолхана. Мой боярин Всеволод Михайлович говорил, что Дмитрий Иванович Микулинский, воевода в Твери, уже сообщил царю Ивану Васильевичу об этом. Царь должен был отправить в Тверь отряд для перевозки иконы и клада на Москву.
— А у боярина Воронова на этот счет есть свое, особое мнение?
— Да. Он считает, что не Москва, а Тверь должна владеть кладом. Об иконе речи не идет. Ее следует перевезти на Афон. Пусть это делает Москва.
— В Твери… то есть у князя Дмитрия Ивановича. Но ведь тот сам сообщил царю о находке, стало быть, заведомо желал отдать все Ивану Васильевичу, Москве.
Гонец посмотрел на боярина и проговорил:
— В Твери, Никита Демьянович, это значит у боярина Воронова.
— Вот как? Всеволод Михайлович решил присвоить клад. Но как он рассчитывает это сделать? Твой боярин решил собрать своих холопов и отбить клад у Дмитрия Ивановича Микулинского? Или он хочет напасть на отряд, посланный в Тверь царем Иваном Васильевичем?
— Такое безрассудство смерти подобно.
