Врачебный опыт и глубокое погружение в область исследований насилия предоставили Слаткину возможность видеть перекосы системы с уникальной точки зрения. Например, многие существующие практики рассматривали наказание как ключевой элемент решения проблемы насилия, а по собственному опыту работы в медицине Слаткин знал, что наказание никогда не используется в качестве инструмента изменения поведения. Многие из тех, кто выступал за наказания, напоминали Слаткину о временах, когда люди не разбирались в причинах заболеваний и считали, что чума, проказа и оспа – заслуга злых людей или «злого нрава». Слаткин говорит нам, что подобные заблуждения часто приводили к обвинениям, изгнаниям и наказаниям жертв болезни и, следовательно, лишь умножали страдания.
Чтобы рассмотреть проблему насилия, минуя призму морализаторства, требовался совершенно другой ракурс. Однако искать решение, учитывающее целый ряд системных факторов – бедности, расизма, наркотиков и прочих застарелых проблем неблагополучных районов, – было бы неэффективно и вряд ли могло привести к практическим результатам. Даже работа с политическими институтами в направлении контроля над продажей оружия заняла бы десятилетия и вряд ли могла бы увенчаться успехом, по крайней мере в реалиях Соединенных Штатов. И Слаткин понял, что, не дожидаясь волшебного решения, он может помочь прекратить разрастание эпидемии насилия точно так же, как делал это с эпидемиями болезней в Сомали.
Исходя из этого, деятельность созданной Слаткиным организации Cure Violence («Лечение насилия») строится на простой гипотезе: главное – прекратить распространение насилия.
Слаткин придумал специальный вид специалиста по работе с населением – «прерыватель насилия». Это внештатные социальные работники из числа местных жителей, которые занимаются сложными ситуациями, чреватыми проявлениями насилия, наподобие внештатников-санитаров, которые работали на Слаткина в лагерях беженцев в Сомали. В случае если соседи услышат о предполагаемой разборке со стрельбой или о назревающем конфликте между бандами, то могут обратиться к прерывателям насилия, которые попытаются прекратить распространение насилия в районе.
Например, мать из Чикаго обнаружила, что ее сын дома заряжает оружие в компании друзей. Она пришла в отчаяние и не знала, что делать, – это был ее сын, и она не хотела сдавать его полиции. Но делать что-то было нужно, и она позвонила в Cure Violence, которые прислали нескольких представителей для разговора с подростками. За несколько часов им удалось успокоить ребят. Прерыватели насилия знают, как потянуть время и дать людям остыть; главным образом они внимательно слушают. Во многом их метод заключается в умении убеждать.
Часто эти люди сами живут в районах, где периодически происходят вспышки насилия. Многие из них отбыли тюремный срок или имеют опыт участия в насильственных действиях. Вследствие этого местные доверяют им, и это позволяет им быть намного эффективнее полицейских.
Слаткин рассказал нам об одном таком прерывателе, который получил известие о назревающем по соседству конфликте как раз в тот момент, когда занимался с одной из банд, готовившей ответное убийство. Он попросил ее членов помочь ему урегулировать ситуацию и посоветовать, как успокоить другую группу ребят. В результате они полностью сосредоточились на новой проблеме и забыли об убийстве, которое затевали. Благодаря его предложению поработать на другом конфликте и выслушать его стороны члены банды дистанцировались от своего замысла и смогли по-иному взглянуть на происходящее вокруг.
В другом случае Cure Violence занималась подростком из Чикаго, который прятался в подвале родительского дома, – одноклассник предупредил, что при появлении в школе его убьют. Он не выходил из подвала в течение полугода. Родители обратились к прерывателю насилия, который отправился в школу и обратился к угрожавшему расправой ученику. Поскольку прерыватели имеют в своих районах авторитет, пользуются доверием и многих знают, в подобных ситуациях они могут быть весьма убедительны.
В первый год существования Cure Violence количество стычек с применением огнестрельного оружия в чикагском районе Гарфилд снизилось на 67 процентов, тогда как снижение этого показателя в сопоставимых районах составило не более 20 процентов. Были даже долгие периоды времени (до трех месяцев), когда стрельбы не было вообще – неслыханное дело для этих мест. При помощи одного из сенаторов от штата Иллинойс Cure Violence удалось распространить свою деятельность и на другие районы. В первый же год применение огнестрельного оружия упало там на 42 процента по сравнению с 15-процентным падением в сопоставимых районах.
С тех пор прошло пятнадцать лет, и сегодня Слаткин находится во главе движения за пересмотр существующих подходов к диагностике и лечению насилия. Cure Violence расширяется и сейчас работает в двадцати двух городах Соединенных Штатов. Городские власти Нью-Йорка недавно объявили о том, что планируют вложить в реализацию программы 12,7 миллиона долларов. Кроме того, методы Слаткина нашли применение и за пределами Соединенных Штатов, например в Ираке, где Cure Violence удалось предотвратить несколько серьезных инцидентов.
В районах деятельности Cure Violence количество убийств снизилось на 56 процентов, а применение огнестрельного оружия – на 44. Благодаря этой организации меняется и отношение общества к проблеме насилия. В районах присутствия Cure Violence население почти или совсем не склонно поддерживать применение огнестрельного оружия.
Сделать столь оригинальный подход к решению проблемы насилия приемлемым для широкой общественности было непросто. «Я никогда не думал, что нам будут противодействовать, – говорит Слаткин. – У нас и в мыслях не было вызвать сбой системы или ломать ее. Я вообще никогда не занимался подобного рода делами. Все, что я сделал, – это попытался заполнить очевидный пробел методами, применяемыми в здравоохранении. Все хотят, чтобы их лечили как можно лучше. Но когда я занялся проблемой насилия, то с удивлением обнаружил людей, считающих, что это подрывает основы и представляет угрозу. И тогда я стал ощущать себя кем-то вроде хакера».
Слаткин говорит, что Cure Violence столкнулась с противодействием федеральных учреждений, научных кругов, правоохранительной системы, тюремной системы и конкурирующих организаций, работающих с проблемами насилия. Слаткина игнорировали, поскольку до этого он не занимался профилактикой насилия. «Я не был членом клуба, поэтому многие из моих ранних предложений оказались отвергнуты», – говорит он. Проникая в систему извне, часто бывает важным приобрести союзников для своего дела внутри нее. С течением времени это понял и Слаткин.
Другой большой проблемой был морализаторский настрой. «Идея о том, что люди, которые прибегают к насилию, не обязательно плохи сами по себе, не помещается в головах. Слишком многие просто подсели на шаблонное восприятие «хорошие парни против плохих», как в кино. И большая часть прессы выступает в том же духе».
Слаткин добился успеха благодаря тому, что сосредоточился на непрерывной результативности. По его словам, отношение к его деятельности в научных кругах также меняется в лучшую сторону. Все большее признание получает представление о насилии как об инфекции. Благодаря этому, по словам Слаткина, люди начинают осознавать, что «арестами и тюремными сроками эту проблему не решить».
