– Кто устраивает ее? – спросил Хопер.
– Они, – мотнула головой куда-то за стену Филия. – Они останавливаются время от времени и прислушиваются, Хопер. Не к нам. К кому-то. Сверяются.
– В чем? – спросил Хопер.
Филия не ответила. Подняла руку, стряхнула с запястья на локоть браслет из тех самых камней, почему-то провела по щеке Хопера ладонью, наклонилась к самому уху и прошептала:
– Я правда не знаю, что нужно делать. Мать сказала, что ты знаешь. Все зависит от тебя.
– А если нет? – спросил Хопер и рванул черными руками ворот котто. – Если нет?!
– Я к раненым! – в испуге отшатнулась Филия. – Подойди к Гледе! Она все вспомнила!
«Вспомнила, – с раздражением подумал Хопер. – Что она могла вспомнить? Сколько тебе лет, Филия? Шестьдесят? Не слишком ли ты молодо выглядишь? Все зависит от меня…»
Он выбрался на стену и едва не упал от дурманящего запаха, новой волной накрывшего его наверху.
– Держись, – услышал он голос Стайна и, почувствовав крепкую хватку на запястье, открыл глаза.
– Тут всякие падают, – хмыкнул воин, размазывая по лицу копоть, – шибает с непривычки. Да и то сказать, виданное ли дело – столько крови в один раз вылить!
– Крови, – повторил Хопер и, пошатываясь, подошел к краю стены, чтобы увидеть ужасное – сверкающий алыми потеками менгир, какую-то шелуху и трупы под ним, трупы по всему пространству от стены до шатров фризов и откатившееся и замершее в отдалении в странном безмолвии войско – тяжелые тараны, приготовившие стрелы лучники, выстроившиеся воины с осадными мечами и лестницами. Замершее в ожидании. Хопер кинул взгляд на главные бастионы и на стену. После нескольких часов осады крепость все еще оставалась неприступной, но разрушения уже были различимы. И воинов как будто стало меньше, чем перед началом осады. И вместо флагов на древках развевались опаленные обрывки.
– Эти фризы, как тараканы, – понизил голос Стайн. – Ни огонь, ни стрелы, ни смола им не помеха. Я даже подумал, что вся осада – это обман какой-то, потому как больше всего сюда лезли, к менгиру. И у каждого мех. А в меху – свежая кровь. И вот сшибаешь его стрелой с лестницы, и он уже помирает, а все одно встает и карабкается, чтобы хоть на основание менгира, но принесенную кровинушку выплеснуть. Как будто хмельные все. Или заколдованные? Отчего он горячим становится, Хопер? Ты же должен знать, книжник? Отчего греется менгир?
– Поджаривают его, вот он и греется, – ответил Хопер. – Просто огня не видно. А кровь для него, что масло для лампы. Ясно?
– Чудно как-то, – почесал загривок Стайн. – Масло для лампы… Не хотел бы я такой лампой освещаться. Мы все тут не сгорим от этой лампы?
– Может быть и сгорим, – вымолвил Хопер и, пошатываясь, зашагал к первому бастиону.
Почти все воины Торна и Ло Фенга сидели, привалившись спинами, к нагретому полуденным солнцем тыльному ограждению бастиона. Только Торн стоял у его зубцов, скрестив на груди руки, да Ло Фенг медленно перелистывал список Трижды Пришедшего, оседлав пустую бочку для стрел. Спиной к врагу, у зубцов того же бастиона расположился рядом со связанным Стимом слуга Тенер и что-то втолковывал плененному барону. Гледа стояла за спиной Торна в одиночестве.
– Нашел старик родственную душу, – кивнул на Тенера Падаганг, правя камнем наконечник копья. – Да и умом как будто тронулся. Ну и пусть сидит. А Стима здесь Ло Фенг посадил. Сказал, что все фризы околдованы. Лучшего места, чтобы прийти в себя, нет. Конечно, ловчей было бы к менгиру присоседиться, но он так раскалился, что поджариться можно. А Торн зверем на всех смотрит. Никого к Гледе не подпускает. Того и гляди бросаться станет на людей. Что дальше будет, Хопер?
– Не знаю, – ответил Хопер.
– Вон девки Ло Фенга говорят, что осыпаться менгир может, – продолжил Падаганг. – Вроде бы они были у одного менгира в Долине милости, и когда его залили кровью, он осыпался. И получилась еще одна пустошь. Только маленькая. Это что же выходит? Пепельная пустошь с этой стороны может вовсе северную дорогу в Беркану перекрыть? Может, оно и к лучшему?
– Ничего пока не знаю, – раздраженно мотнул головой Хопер и еще раз медленно осмотрел всех – Торна, бугрящего мышцы у края бастиона, эйконца, шелестящего страницами, Вая, отстукивающего зубами гимны, Брета, обнявшегося со Скуром, Падаганга с копьем, Кшаму, рассматривающего треснувшую черную маску, Дума, Руора, Кенди, Шаннет, Рит, Гледу… – Эй! Кажется, никто не погиб?
– Многие погибли, – сделала шаг к Хоперу Гледа.
– Не отходи никуда! – зарычал Торн, обернувшись. – Жизнь мою хочешь на разрыв взять? Кто там? Ты, Хопер? Ну ладно… Стереги Гледу, ты поклялся, я помню!
– Многие погибли, – прошептала Гледа, кивнув Падагангу, который укоризненно покачал головой и отошел в сторону. – Мушом мертв. Прикрыл короля Ходу от летящей стрелы. Да и Эйк уже поймал в плечи пару стрел. Чем я могу отблагодарить тебя, Хопер? Ты спас мне жизнь. Так же, как и Друкет.
– Карбаф его настоящее имя, – сказал Хопер.
– А у него есть настоящий облик? – спросила Гледа.
– У каждого из нас есть настоящий облик, – кивнул Хопер. – Вот мой – тот, что ты видишь. Мне нравится совпадать с тем, как себя вижу я сам. А Карбаф… особенный. Любит переодеваться, если можно так сказать. И, кажется, всякий раз принимал что-то на грани жизни и смерти, забирал тело у умирающего и выхаживал уже сам себя. Как он говорил, чтобы не чувствовать себя должником. Его истинный облик – это облик гибкого юнца с черными непослушными вихрами. Красавчик. Он… любит людей. Особенно женщин.
– Ты, значит, не любишь людей? – спросила Гледа.
– Я не знаю, как это, любить людей, – помрачнел Хопер. – Все люди разные. Я не могу любить всех людей. Вот они, – Хопер мотнул подбородком на фризский лагерь, – они тоже люди. Лучше скажи, что с тобой? У тебя зрачки огромные. Тебе больно?
– Невыносимо, – скрипнула зубами Гледа. – Это я.
– Ты? – не понял Хопер.
– Я, – кивнула Гледа. – Я выбрана. Мех, ларец, сосуд для воплощения – я. Знак пылает на моем лбу. Его не видно, потому что браслет на руке. Браслет Чилы. Он прячет знак. Но я его чувствую. Он прожигает меня насквозь. Рит и Филия – они как стрелы в туле, а я наложена на тетиву. Ты понимаешь?
– Что это за знак? – спросил Хопер.
– Знак жнеца, – выдохнула Гледа и, прижавшись к Хоперу, на мгновение сдвинула к кончикам пальцев браслет. – Ты увидел?
– Да, – поперхнулся Хопер, осекся в дыхании, схватился за сердце, потому что вспыхнувший на лбу девчонки треугольник с вертикальной линией, знак врат – едва не ослепил его. – Увидел.
– Отцу не говори, – прошептала Гледа, сдвигая браслет к локтю. – С ним и так что-то творится. На всякого готов броситься. Видишь, у него снова плечи в крови, но я ему и слова сказать не могу. Он чувствует. Как бы кирасу на груди не смял… Я сказала об этом Рит, Филии, Ло Фенгу. Ло Фенг выслушал и взялся за книгу. Филия заплакала и убежала. А Рит… Она сказала, что знает. Видит мой знак.