Торн, конечно, после объятий начал донимать ее расспросами, но так ничего и не добился. Единственное, в чем была уверена Гледа, так это в том, что бабка, по следам которой они шли, вроде бы не Чила, но если она та самая Унда, то явно и та, и другая – родные сестры. Скур же, который после прыжка Гледы почти ему на голову едва не начал заикаться, пробормотал только, отдышавшись, что, кажется, это все не магия. «А что же это тогда?» – обозлился Торн. «Слово, – ответил, пожимая плечами, Скур. – Некоторые люди, и не обязательно короли там или важные храмовники, обладают силою слова. Не колдуют, не ворожат, а просто скажут – иди, и ты пойдешь, пока не упрешься. А уж заставить человека забыть что-то легче, чем споткнуться в глухом лесу. Одно хорошо, людей таких очень мало, и мало кто из них дает о себе знать. Но я не такой!» «Это божья благодать, а не простое слово», – вмешался Вай. «Называй, как хочешь, – отмахнулся от монаха Скур. – Кому благодать, а кому хоть что-нибудь подать». «Надолго это забвение?» – с тревогой поинтересовался Торн. «А кто же ее знает? – развел руками Скур. – Может, до следующей встречи с этой бабкой, или пока Гледа другое слово какое услышит, даже случайно. А может, забвение и само рассеется и сотрется со временем». «Было бы еще это время…» – пробормотал тогда Торн, а теперь стоял у края болота и думал, как ему поступить. «Если уж доверять этой бабке, то доверять полностью, – наконец решил он. – Глупо было вести нас через все болото, чтобы утопить на краю Вандилского леса».
Торн сделал вперед один шаг, второй, затем третий, почувствовал, что трясина расходится у него под ногами, провалился по пояс, но не обернулся на испуганный возглас Гледы, попытался сделать еще шаг, оперся на что-то, поднялся и вдруг понял, что стоит на твердом. Шагнул еще и еще и обернулся со вздохом облегчения.
– Все! Перешли! Здесь мелко!
Уже через час, наскоро умывшись в обнаруженном на окраине леса ручье, отряд сидел возле костра, в котором, потрескивая, сгорали собранные вешки, и блаженно дожидался, когда в котле закипит медовый отвар сушеных ягод. Купленная в трактире снедь пока позволяла обходиться без готовки. Очищенные от тины лошади пощипывали густую траву, где-то в глубине леса посвистывали птицы, а Скур обходил одного за другим спутников, осматривая загривки и смазывая их храмовым снадобьем, которое припас Вай. Кулон Раска поблескивал отсветами костра на груди Гледы, а Торн ощупывал вернувшийся ему на шею капитанский знак. Стрикс на нем почти иссяк.
– Вот так, Скур, – заметил Хельм. – Говоришь, что снадобьями торговал на йерском рынке, а сам храмовой мазью пользуешься. Нет бы свою потраву какую придумать!
– Много ли их – таких лекарей, что потраву против этой пакости придумали? – пробурчал Скур. – Да и не велика наука, мешай душистые травы, добавляй масло и воск, да сыпь туда же стриксовую пудру – вот тебе и потрава.
– А что толку-то? – вздохнул Соп, ощупывая свежесмазанный загривок. – Боль снимает, а заразу не останавливает. Наверное, они один булавочный стрикс на бочку потравы растерли.
– Тебе ли печалиться? – засмеялся Падаганг, который словно вовсе растворился в сумраке, только глаза поблескивали отсветом костра. – Мог бы и вовсе о загривке не беспокоится. У тебя ж стрикс в рукояти меча! Вот он о твоей заразе и побеспокоится.
– Так-то оно так, – скривился Соп, – но темнице-то мы были без стриксов! Тогда и прихватило. А теперь-то да. Вот зато Брета не прихватило, хотя стрикса у него точно в темнице не было!
– Мало ли какие секреты у Брета? – ответил Падаганг. – Я вот слышал, что эйконцы свои тела узорами разрисовывают. Где полыми иглами черных кактусов, что в Хели произрастают, колют, где просто надрезают, шрамы устраивают. И вот в каждое пересечение этого узора вставляют маленький стрикс, который отжил свой срок в теле предыдущего эйконца. И вроде бы с каждым таким камнем толика доблести ушедшего поколения воинов переходит к новому. И стриксы не уменьшаются в телах, а как будто твердеют и подрастают.
– Сказки, – отмахнулся Хельм. – Чтобы камни в теле росли?
– А вот и не сказки! – вскинулся Скур. – В почках бывают камни! Подожди, состаришься, еще испытаешь, что это такое! Так может скрутить, что взвоешь!
– Какие почки? – вытаращил глаза Хельм. – Откуда у меня почки? Если бы не девки, показал бы я тебе свои почки!
– Лучше не надо, – скривилась Андра, которую спутники отличали по белой ленте в волосах. – Насмотрелась я разного. Обычно разговоров на тачку или подводу с камнями, а посмотришь – точно почки.
– Насчет эйконцев чистая правда, – хмыкнула Фошта. – У нас в обители даже фрески были с эйконскими узорами. Ну и прорисовано, где и какие камни должны быть. Не волнуйся, Хельм, в почки их не вставляют. А вот насчет того, растут они или не растут, ничего не знаю.
– Жатва – есть жатва, – проговорил Торн. – У тебя кисет на шее со стриксовой пылью. Потрогай. Теплый? Даже горячий? Ну точно, как мой кулон. Может, так и у эйконцев в эту пору? Выгорает прямо в их плоти?
– Не знаю, – облизала губы Фошта. – Эйконцев в Беркане все равно нет, так что и не спросишь. Но одно я тебе точно скажу, никакой камень не передаст воину силу и умение его предка. Разве только дух чуть поправит. А все остальное только через боль, пот, кровь и слезы. И, конечно, через мудрость наставника или наставницы.
– Вот уж велика мудрость наставника, который вас приставил к такому мерзавцу, как этот Бран Вичти! – заметил Хельм. – Наслушался я ваших рассказов так, словно сам у него в услужении побывал. Я конечно, встречал вельмож, что вылеплены из дерьма, но чтобы и дерьмом раскрашены были – так это в первый раз.
– Ничто не дается даром, – повысила голос Андра. – Если хочешь силы и мудрости, служи тому, кто их дает. И если он приказывает тебе идти и служить мерзавцу, значит, в том твоя доля. Да и что тебя беспокоит, Хельм? Мы свою службу закончили, дальше вольны как ветер. А ты беглый. Разве не так?
– Все мы беглые, – сказал Торн. – И вы тоже, или вас из урсусской темницы с почетом проводили? Или забыли уже пролитую на воротах Урсуса кровь? К тому же, от жатвы не скроешься. Ты чего Гледу пропустил, Скур? И ей тоже загривок намажь.
– Кто же яблочко грызет между похлебкой и тушеным мясом? – обиделся Скур. – Яблочко напоследок оставляют. Вот, сейчас всем намажу загривки, потом и ей. Хотя, что за слово? Или я с лошадьми дело имею? Шея она и есть шея.
– А нас почему пропустил? – спросила Фошта. – Или мы тоже яблочки?
– Нет, дорогуша, – хмыкнул Скур. – Вы скорее две ядовитых змейки. Я вам мазь на щепочке подам, сами себя смажете.
– А ты не слишком мудр, – расплылась в улыбке Андра. – Яд в малых дозах лучшее снадобье.
– Ага, – кивнул Скур. – Если бы еще я те дозы отмеривал.
– Нет у меня никаких камней на теле, – пробормотал наконец Брет. – И я никакой не эйконец. И шею у меня саднит, как и у прочих. А вот почему язва не образуется – не знаю. Мать говорила, будто отец меня называл то ли маленьким менгиром, то ли стриксом. Я не помню, я грудным еще был. Может быть, я стрикс случайно проглотил, когда был маленьким? Может, он у меня внутри?