– Вы ко мне? – строго спросила она. Через минуту Маслов сидел на кухне маленькой квартирки Аиды Григорьевны, а сама хозяйка заваривала чай.
– Нина ваша мне сразу не понравилась, – сказала она без обиняков.
– Чем же?
– Не могу объяснить. Может быть, какое-то предчувствие. Я таких сразу вижу.
– Каких? – не понял Маслов. – Вы поймите, я спрашиваю не из праздного любопытства.
– Я понимаю. – Аида задумалась. – Когда ее привезли, она была без сознания.
– Обморок?
– Анестезия. Но это не важно.
– Что?
– Не важно. Сейчас я скажу…
Аида подняла вверх правую руку, как будто пытаясь из воздуха вытащить нужное ей слово.
– Она была как будто не согласна с тем, что с ней произошло.
– Не согласна?
– Да. Не согласна.
– Не согласна с тем, что она беременна?
– С тем, что она беременна, с тем, что она в роддоме. С тем, что она лежит, накрытая простыней. С небом за окном. Она была не согласна со всем, что происходило вокруг нее.
– Она об этом говорила?
– Нет. Но это было видно по ней. Я такие вещи вижу сразу. И я не ошиблась.
– Что вы имеете в виду?
– Она отказалась посмотреть на ребенка после родов.
– Кстати, как прошли роды?
– Хорошо. Это была сорок первая неделя. После того, как воды отошли, врач принял решение стимулировать роды.
– Причина?
– Резус-конфликт. Ее кровь была несовместима с кровью ребенка.
– Разве это не опасно?
– Нет, если все сделать правильно.
– Окситоцин?
– Да. Роды заняли около полутора часов. Врач сказал: «Как по учебнику».
– Стремительные роды.
– Так точно.
– После чего она отказалась посмотреть на ребенка?
– Да.
– Это вполне объяснимо. Состояние женщины после родов…
– Нет, дело не в этом. Она ненавидела этого ребенка. И не хотела его видеть.
Маслов поморщился. Похоже, нянечка просто додумывала на ходу. Перепридумывала свои воспоминания в соответствии с событиями, случившимися позже.
– Вы мне не верите. Считаете, что я выдумываю, – сказала Аида, как будто прочитав его мысли.
Наверное, ему в этот момент стоило бы изобразить лицом искреннюю заинтересованность, но он не стал этого делать. Он смотрел на нее недоверчиво.
– Продолжайте, – сказал он.
– Хотите знать, что я думаю?
– Да, пожалуйста.
– Я думаю, что ее изнасиловали.
– Что?
– Мне случалось такое видеть. Когда девушку насилуют, а потом появляется ребенок. Дитя насилия. Она не могла любить ребенка, которого засунули в нее насильно.
– Что вы такое говорите? Кто ее изнасиловал?
– Я не знаю. Может быть, отец знает.
– Отец?
– Да, ее отец. Он приходил к ней несколько раз до того, как… как все это случилось.
– Вы уверены, что это был ее отец?
– Да, он разговаривал с главврачом, и врач сказал мне, что это ее отец.
– Значит, отец. А вы предупредили главврача о том, что пациентка не хочет видеть ребенка?
– Да, мы обязаны сообщать о таких вещах.
– И что он сказал?
– Он принял это во внимание.
Аида разлила чай, но Маслов не притронулся к своей чашке.
– Расскажите мне о той ночи.
Аида пожала плечами.
– А что рассказывать? Я видела немного. Я прилегла вздремнуть.
– Разве это разрешается?
– Конечно, нет.
– И…
– И как меня за это наказали? Вас ведь это интересует?
– Не совсем, но…
– Меня отправили на пенсию. Наш главврач решил не вешать на меня всех собак.
– Пожалуйста, продолжайте.
Это было странно. Фактически Аида стала причиной преступления. И единственное наказание за это – пенсия? Что-то тут не складывалось.
– Итак, я спала на кушетке. Нина вышла из своей палаты, взяла ключ, зашла в детскую, взяла подушку, и… я услышала стук. Вбежала в детскую и увидела Нину, которая лежала на полу. Рядом с нею лежала подушка.
– Нина лежала на полу?
– Да.
– Почему?
– Я думаю, она упала в обморок.
– А ребенок?
И тут Аида сказала кое-что, что заставило Маслова вскочить со стула, опрокинув чашку с чаем на скатерть.
Глава 22
Утро Железняка началось рано. Он проснулся около шести, чтобы успеть до того, как закончится рабочий день в Соединенных Штатах Америки. Он достал из сейфа и передал Татьяне распечатанный список имен и телефонов.
– Соединяй меня по этому списку. По порядку.
Он начал звонить и отправлять факсы, переходя с русского языка на английский, немецкий, японский и обратно на русский. Килобайты информации мчались по проводам, обрабатывались десятками мощных компьютеров, где-то там превращаясь в сотни и тысячи рублей, а потом снова превращаясь в килобайты информации, которая оседала на жестких дисках и серверах по обе стороны Атлантики.
К десяти утра, когда он попросил Татьяну соединить его с Курашовым, задуманная им беспрецедентная операция была уже в самом разгаре. Курашов ответил не сразу. У него был недовольный голос.
– Чего нужно? – буркнул он в трубку.
– Антон Васильич, приветствую! – нарочито бодро сказал Железняк. – Я знаю, ты человек занятой, поэтому сразу к делу.
– Да уж сделай одолжение. Я тут сейчас с немцами решаю…
– Понятно, вы люди международного масштаба, куда уж нам, – усмехнулся Железняк. – А вопрос у меня вот какой – как насчет шашлыков на этой неделе?
– Шашлы… чего? – не понял Курашов.
– Шашлыки. Мясо, порезанное на куски, нанизывается на шампуры, потом кладется на угли до готовности.
– С чего бы это?
– Мы же с тобой родственники. Давай возьмем жен, поедем на дачу. Можно к тебе, можно ко мне. Лариса наверняка будет рада тебя видеть. Ты бы ей, кстати, хоть звонил иногда по-родственному.
В трубке воцарилось озадаченное молчание.
– Антон Васильич, ты там?
– У тебя какие-то проблемы?
– Нет, никаких.
