– Эй, папаша, очнитесь.
Лупоглазый открыл глаза. В глазах двоилось, он не сразу смог сфокусировать взгляд на докторе. Доктор был уже немолодой человек, лысеющий, с большими смешными ушами и тонкими губами. Он был похож на постаревшего ребенка.
– Где я?
– В больнице. Вас сбила машина. Как себя чувствуете?
– Голова болит, – сказал Лупоглазый.
Доктор несколько раз кивнул, как китайский болванчик, и закусил губу.
– Да-да-да, – сказал он, – вот насчет головы-то я и хотел поговорить.
Доктор присел на край каталки и положил на колени снимок. Достал из-за уха папиросу, взял ее за кончик и слегка дунул в нее. Потом положил обратно за ухо.
– Скажите, у вас раньше были головные боли?
– Сейчас болит. Как будто в тиски зажали.
– Это понятно, – поморщился доктор, – еще бы она у вас не болела после того, как вы с грузовиком поцеловались. А раньше? Скажем, в последние несколько месяцев?
– Н… нет.
– Может быть, были какие-нибудь необычные ощущения? Запахи, голоса, может быть, видения.
Лупоглазый покосился на Рыжую девочку, которая стояла слева от доктора и внимательно смотрела на него.
– Расскажи ему про меня, – предложила она.
– Нет, ничего необычного, – сказал Лупоглазый.
Доктор вздохнул.
– Понимаете, какая штука, – сказал он, – в советское время было запрещено сообщать пациентам их диагнозы. Сейчас новые правила. Считается, что человек имеет право знать.
– У меня рак?
– Вот, посмотрите, – доктор показал на снимок черепа, – сначала я думал, что здесь гематома. Но не похоже, ни по плотности, ни по размеру. Это опухоль.
Лупоглазый посмотрел на Рыжую девочку и улыбнулся. Так вот откуда ты взялась. Все эти дни он разговаривал не с призраком, а с опухолью. Она смотрела на него спокойно и серьезно.
– Это точно? – спросил Лупоглазый. – Не может быть ошибки?
– Никто не может ничего гарантировать, – сказал доктор, – нужно отправлять вас в областной онкоцентр, брать анализы. В идеале – долбить вам черепушку и делать биопсию.
Лупоглазый провел рукой по внезапно покрывшемуся потом лицу.
– Сколько у меня есть времени?
– Смотрите, сейчас такая ситуация… – замялся доктор. – Это зависит… Если у вас есть деньги, вы можете поехать за границу. В Германии сейчас хорошая медицина. В Израиле есть врачи. Они могут сделать операцию. Известны случаи. Тогда шансы есть. А здесь…
– А что здесь?
– Химиотерапия. Облучение. Возможно, удастся задержать развитие болезни.
– Насколько?
– До полугода. Может быть, год. Если не будет метастаз. Но это будет… это будет трудный год. Там такое лечение… вам не понравится, короче.
– А если нет?
– Что – нет? – не понял доктор.
– Если ничего не делать.
– Тогда у вас есть месяц или два. Или три. Как повезет. Но дальше состояние будет ухудшаться. Возможно, в какой-то момент вам откажет зрение, слух, руки и ноги.
Лупоглазый усмехнулся.
– Перспектива.
– Вы курите? – спросил доктор и снова достал из-за уха папиросу.
Лупоглазый покачал головой.
– Что бы вы мне посоветовали? – спросил он.
Доктор пожал плечами.
– Я бы советовал завершить все свои дела. И готовиться к неизбежному. Мы все умрем рано или поздно. Но у вас есть преимущество. Вы знаете, когда это случится.
Доктор встал.
– Доктор, у меня страшно болит голова, – сказал Лупоглазый, – можно мне сделать какое-нибудь обезболивающее?
Доктор кивнул.
– У нас постоянная нехватка лекарств. Но для вас мы найдем что-нибудь. Переночуете сегодня здесь, а завтра утром вас выпишут.
– Спасибо.
– Удачи.
Доктор засунул папиросу в рот и ушел, не оглядываясь. Через пару минут пришла сердитая медсестра и сделала Лупоглазому укол морфия. Голова у него болела не так уж и сильно, но ему не хотелось, чтобы Рыжая девочка стояла рядом и смотрела на него. Ему нужно было отдохнуть. Он закрыл глаза.
Итак, у него остался месяц. Его план, его прекрасный продуманный план провалился.
Глава 72
Железняк стоял у двери и чувствовал себя посетителем, случайным гостем в собственном кабинете. Собственно, теперь так оно и было. Кассель сидел у окна, а Курашов занял его место за столом.
Курашов положил на стол папку и достал из нее бумаги.
– Все уже готово, тебе нужно только подписать.
– Так дела не делаются, – попытался возразить Железняк.
– Подписывай, – сквозь зубы, не оборачиваясь, сказал Кассель.
– Заигрался ты, Саша, – сказал Курашов. Не поймешь – то ли с издевкой, то ли с сочувствием.
– Я бы попросил без комментариев.
– Подписывай, – повторил Кассель, – у меня мало времени.
Железняк подошел к столу, взял бумаги, начал читать. Пока читал, на его лице появилось выражение растерянности.
– Мужики, побойтесь бога, это же все, что у меня есть…
– Ничего у тебя нет, – жестко сказал Курашов.
– Подписывай уже, – простонал Кассель, повернулся к Железняку, подошел к нему, выхватил бумаги у него из рук, бросил на стол и толкнул Железняка в плечо:
– Долго мне еще ждать?
– Я бы попросил без рукоприкладства.
– Скажи спасибо, что тебя вообще оставили в живых, – прошипел Кассель, – Сорос доморощенный. Великий, мать его, комбинатор. А я еще его хотел своим замом сделать. Придурок.
Кажется, Кассель хотел добавить что-то еще, какое-то слово, покрепче.
– Борис Михайлович, надо признать, задумка у него было красивая.
– Да уж, красивая. Правительство второй день заседает, пытается понять, что теперь с его красотой делать. Если начнется цепная реакция в регионах, нам 98-й год покажется золотым веком российской экономики.
– Но признайте, что мы с вами очень неплохо заработали на операции, которую провел Саша.
– Он с самого начала планировал нас кинуть. И тебя, и меня.
– А мы с вами с самого начала планировали кинуть его. Просто мы успели раньше.
Кассель мотнул головой, как бы отмахиваясь от слов Курашова.
Железняк облизнул пересохшие губы.
– А если я откажусь подписывать?
– Тогда ты отсюда не выйдешь, – пообещал Кассель, – и никто тебя искать не будет. И жалеть никто не будет. У меня по твоему поводу самые широкие полномочия. И, честно говоря, у меня руки чешутся…
