– Ладно, я понял, – сказал Железняк, – я подписываю.
Он подошел к столу, взял со стола ручку и подписал свое заявление об уходе с поста председателя совета директоров «Меркурий-банка». Потом распоряжение о передаче всех принадлежащих ему активов, потом распоряжение о выходе из состава учредителей двух кипрских офшорных компаний и передаче всех прав собственности.
– Гляди-ка, – восхитился он, – все нашли, все до копеечки.
– Не мелочись, – весело сказал Курашов, – ты себе еще заработаешь.
– Где же я заработаю? Вы ведь мне теперь наверняка кислород перекроете.
– Я бы перекрыл, – серьезно сказал Кассель, – но решать буду не я.
Железняк положил ручку на стол.
– И что мне теперь делать? – спросил он.
Кассель и Курашов переглянулись.
– Иди куда хочешь, – сказал Кассель, – мы с тобой закончили.
– Съезди куда-нибудь, отдохни, – посоветовал Курашов, – месяца на три-четыре. Небось в отпуске года два не был.
Железняк задумался. И покачал головой.
– С 94-го года не был.
– Вот и поезжай куда-нибудь в теплые страны. Подожди, пока пыль уляжется. А потом мы посмотрим, что можно для тебя сделать.
– Я не буду с ним работать, – сказал Кассель, – он меня обманул. Он пытался меня…
– Вы тоже его обманули, – возразил Курашов, – и обманывали с самого начала. Вы его завели в ловушку для того, чтобы решить свои задачи. И за это еще и отняли его банк.
Курашов повернулся к Железняку:
– Саша, действительно, поезжай куда-нибудь, отдохни. А потом подумаем, что можно будет сделать. Я ничего не обещаю, но я подумаю.
– Спасибо, – сказал Железняк.
– Да, и естественно, я позабочусь о Ларисе.
– Естественно.
– А теперь иди, нам надо поговорить.
Железняк двинулся к двери, и Курашов, не дожидаясь, пока за ним закроется дверь, возобновил начатый еще до его прихода разговор. Он услышал обрывок реплики Кесселя:
– Охранника этого ищут мои люди. Он должен исчезнуть. Чтобы никто не…
Железняк вышел. Он прошел через приемную, в которой Татьяна разговаривала с какой-то молодой незнакомой девушкой. Случайно или нет, но, когда Железняк проходил мимо Татьяны, она повернулась к нему спиной.
Что же, каждый выживает, как может.
Глава 73
Лупоглазый открыл глаза и увидел Нину, которая стояла в нескольких шагах от него. Нина была в широкополом темно-коричневом кожаном плаще, который был ей слегка великоват. Ее длинные черные волосы были забраны в хвост.
– Привет, дочка, – сказал он.
– Привет, папа, – сказала она и подняла руку. В руке у нее было то, что она нашла в шкафу у Бориса.
Обрез двуствольного ружья.
Грохнул выстрел, в воздух взметнулись клубы перьев. Резко запахло порохом. Но Лупоглазого на каталке уже не было – как только он увидел обрез, он скатился за каталку. Он оттолкнулся ногами от стены, уперся спиной в каталку и направил ее в сторону Нины. Каталка перегородила коридор. Лупоглазый кинулся бежать. Нина вскочила на каталку и спрыгнула на пол уже с другой стороны. Выстрел. Дробь застучала по стене, как град стучит по крыше.
Нина переломила обрез о колено, вытряхнула на пол дымящиеся гильзы, достала из кармана плаща два новых патрона и перезарядила обрез. И медленно пошла по коридору в ту сторону, куда убежал Лупоглазый.
– Ты от меня никуда не уйдешь, – сказала она.
Она чувствовала за каждой закрытой дверью притаившийся страх. Там, в каждой палате, были люди. В эту секунду никто из них не спал. Все они слышали выстрелы. Каждый из них вспоминал какую-то свою вину, и каждый спрашивал себя – не за ним ли пришла смерть?
Нина вышла из-за поворота и увидела Лупоглазого, который стоял посреди коридора. Перед ним, лицом к Нине, стоял доктор. Лупоглазый стоял за его спиной, держа доктора перед собой, положив руку ему на голову, как будто благословляя.
Нина подняла обрез.
– Пожалуйста, не стреляйте, – попросил доктор, и его лицо при этом сморщилось, как сгнившее яблоко.
– Неужели ты убьешь невиновного? – удивился Лупоглазый.
– Разве это не то, чему ты меня учил всю жизнь, папочка? – спросила Нина и нажала курок.
Облако дроби, как рой свинцовых пчел, пролетело сквозь коридор и ударило доктора в плечо. Он вскинул обе руки вверх и упал на спину.
Лупоглазый, оставшись без своего живого щита, развел руки в обе стороны и, высоко подняв голову, посмотрел Нине в глаза.
– Нина, прежде чем ты это сделаешь, я хочу, чтобы ты знала…
Выстрел.
Рубашка на груди Лупоглазого взорвалась кровавым облаком, он пошатнулся назад, попытался поймать рукой невидимую опору и со стуком упал на спину. Обе его ноги, согнувшись, заскребли пол.
Нина прошла мимо него.
Ставший ненужным обрез она выбросила в мусорный контейнер возле больницы.
Глава 74
Андрей подошел к деревянному двухквартирному дому. Возле крыльца стояла детская коляска. Это был хороший знак – по крайней мере, дом был обитаем.
Андрей постучал в дверь. Открыли не сразу. Это была молодая женщина в тоненьком халатике, который едва скрывал огромный живот. Где-то в глубине квартиры орал ребенок.
– Чего надо? – спросила она. – Если вы насчет воды, то я платить не буду. Мы колонкой не пользуемся, ходим на колодец.
– Извините, – сказал Андрей, – я не насчет воды. Здесь жил мой друг.
– А, учитель, – не сразу вспомнила женщина, – ну да, жил. А теперь мы живем.
Она смотрела на Андрея с подозрением, как человек, привыкший всегда ждать подвоха.
– У него были тетради. Такие, в желтых обложках.
Женщина задумалась.
– Да, было что-то такое. Книги какие-то, тетради, бумаги. Муж все на растопку унес.
Андрей похолодел.
– Куда унес?
Женщина мотнула головой.
– Да вон, в баню.
– Можно я посмотрю? – попросил Андрей. – Они мне нужны, эти тетради.
Женщина неопределенно мотнула головой.
– Посмотрите, если он их еще не спалил.
Андрей прошел через двор, на котором повсюду были видны следы бедности и убожества. Даже ростки моркови и лука на грядках казались несчастными – стояли, сгорбившись, под низким северным небом.
Дверь в баню держалась на одном гвозде.
Андрей отодвинул ее и вошел. В предбаннике пахло мочой. В одном углу стояла огромная бутыль с какой-то мутной жидкостью. А в другом лежали книги. Некоторые из них были без обложек. Андрей кинулся к этой куче и стал ее разбирать, отбрасывая книги в сторону. Фолкнер, Хемингуэй, Дос Пассос. В другое время он, возможно, задумался бы о судьбе, которая ждала эти книги, и, может быть, даже попытался бы спасти какую-нибудь из них, но не сейчас.
