Вопрос «как?» задает доброжелательное отношение, открывающее путь к близости. Профессор Кембриджского университета Джон Тисдейл показал, что пациенты, пережившие неоднократные приступы депрессии, могут научиться строить такую близость с самими собой. Обучение пациентов методике медитации на основе тысячелетних буддийских практик позволило снизить частоту рецидивов более чем на пятьдесят процентов
[83]. Этот результат сравним с тем, который дают лекарства-антидепрессанты.
Нам всем не мешало бы научиться строить такую доброжелательную близость с самими собой и другими людьми. И начать можно с малого: избегать приводящих в смущение «почему» и больше доверять чуткому разуму, который ответит на все наши доброжелательные «как».
Лицом к лицу с болезнью: говорить правду и давать надежду
Я, студент-медик, прохожу практику в крупной многопрофильной больнице. Пациентка лет сорока приходит в себя после тяжелой операции на почке… У нее двое детей-подростков, и она очень беспокоится насчет того, что обнаружил хирург:
— Доктор, это рак?
— Нет, мадам, — отвечает профессор. — Там были анормальные клетки, которые мы удалили. Потребуется еще лечение, но все будет в порядке.
Мы с остальными экстернами переглядываемся. У этой женщины рак, который уже дал метастазы повсюду. Почему он ей это не говорит? В коридоре профессор объясняет нам: «Гиппократ учил, что врач всегда должен утешать и успокаивать больного, проявляя заботу и внимание, и никогда не открывать ему правду о его нынешнем и будущем состоянии». Говоря простым языком, он рекомендовал лгать, когда дела плохи. И мы все, молодые врачи, приучились оправдывать себя за такую ложь. Зачем отравлять ей последние месяцы, когда она еще может что-то от жизни получить? Не проще ли фальшиво улыбнуться, похлопать по спине, чем сидеть у постели плачущей женщины, которой страшно? И ничего, что у нее нет никого, кто поговорил бы с ней об этом страхе смерти, который одолевает ее временами по ночам; ничего, что ее лишают шанса съездить напоследок с детьми в Бретань. Ложные надежды не убивают пациента, но крадут у него шанс дожить свою жизнь до самого конца по-настоящему.
Я психиатр в другой крупной клинической больнице. Меня вызывают к рыдающей пациентке лет сорока. Лечащий врач только что сообщил ей результаты исследования: «У вас рак груди в очень агрессивной форме. Он уже дал метастазы повсюду. Мы можем попробовать химиотерапию и облучение, но статистика против вас. Половина пациенток в вашей ситуации живет не более полугода. Редко бывает, чтобы больше двух лет». Приговор окончательный, обжалованию не подлежит. «Как мне жить дальше с этим приговором? — спрашивает она меня. — Я не могу жить без надежды!» Когда нет энергии жить, не хочется даже пытаться бороться. Онколог оправдывается: «Важно, чтобы пациенты понимали свой диагноз и знали прогноз. Иначе они не смогут сделать правильный выбор в отношении лечения». В его взгляде я узнаю ту же высокомерную уверенность, какую видел у своего профессора двадцать лет назад. При этом исследования показывают, что в своих прогнозах насчет сроков врачи чаще ошибаются, чем оказываются правы
[84]. А отчаяние никому не помогает лучше прожить оставшееся время.
Надежда у разных людей принимает разные формы. Иногда это оптимизм, иногда иллюзии, иногда вера, иногда просто доверие к жизни, помогающее расти в испытаниях. Потому что надежда обладает необычайной способностью преображаться, адаптируясь к ситуации до самого последнего момента. В начале болезни пациент надеется выздороветь; когда болезнь усиливается, он надеется, что можно будет ограничить страдания или просто сделать так, чтобы дорогие ему люди увидели, что он прошел свой жизненный путь до конца с достоинством.
Женщина-врач, ведающая паллиативной помощью в больнице в Гарварде (США), рассказывала: «Когда у пациента есть цели, которые он может перед собой поставить, он не отчаивается. И когда можно ему помочь определить, чего он хочет, появляется ощущение, что ты даешь ему какое-то исцеление, даже если он умирает»
[85]. Надежда, в какой угодно форме, так же важна для человеческой жизни, как дыхание. Ложная надежда не помогает. Ложное отчаяние тоже. Так надо ли говорить кому-то, что у него болезнь в терминальной стадии? Если это правда, то, конечно, надо. Но надо также говорить, что статистика обманчива: если средняя ожидаемая продолжительность жизни при какой-то болезни составляет полгода, это означает, что половина больных проживет дольше этого срока, а некоторые и гораздо дольше. Что важно обратить себе на пользу все факторы, чтобы попасть в их число. Сегодня мы не знаем никаких альтернативных методов, которые излечивали бы рак, но мы знаем, что пациенты, которые берут себя в руки, правильно питаются, не курят, занимаются физическими упражнениями, контролируют стресс — такие пациенты меньше страдают и живут дольше, чем другие
[86].
А еще надо говорить, что мы будем с ними рядом, что бы ни случилось, — чтобы подставить плечо, когда тяжело, чтобы улыбнуться, когда дела идут хорошо. И что на всем этом пути всегда будет надежда. Как вообще в жизни.
Февраль 2006
Как избавиться от вредных привычек?
Они есть у каждого из нас, но… изменить свой образ жизни трудно.
В глубине души мы уверены: если отказаться от вредных привычек станет и, правда, необходимо, мы сможем взять себя в руки.
Для Мартина, пятидесятилетнего адвоката, это был вопрос жизни и смерти: когда в коронарную артерию ему поставили второй шунт, стало ясно, что третий ставить уже невозможно.
Надо было срочно бросить курить, сесть на диету и начать заниматься спортом — эффект лечения сердечных заболеваний в первую очередь зависит не от таблеток. Если нет, шансов выжить у него оставалось немного.
И все же Мартин никак не мог решиться — дать себе слово и сдержать его. А вы сами смогли бы?
Да? Вы, правда, уверены? Девять против одного, что это у вас бы не получилось: девяносто процентов пациентов (опрошенных через два года после шунтирования) своего образа жизни не изменили. Заметьте: речь идет о таких же, как мы с вами, людях — образованных, информированных, современных. О нас, ничего не меняющих в своей жизни
[87].
