Чтобы эти самые кости пролезали в желудок, пищевод хищника относительно широк, в отличие от узкого пищевода травоядных, проглатывающих пережеванную в тюрю траву. А для получения этой тюри в ротовой полости травоядных наличествует огромное количество слюнных желез. Они не только способствуют легкому проглатыванию, но и участвуют в процессе пищеварения. В силу неудобоваримости растительной пищи ее переваривание начинается практически сразу после попадания в организм – во рту, с помощью слюны. Например, слюна растительноядных, которые едят клубни и зернышки, содержит ферменты, способствующие переработке крахмала, который встречается в растительной пище, но не встречается в мясе. Поэтому у хищников такого фермента в слюне нет. Хищник вообще не жует пищу в нашем понимании, он ее кромсает и закидывает через широкую трубу пищепровода в луженый котел с соляной кислотой.
А у человека во рту с этим как? А у человека слюна содержит амилазу, то есть пищевые ферменты, перерабатывающие крахмал.
Теперь возьмем анализ крови на тот же показатель – рН. У хищника рН крови равен 7,2. У растительноядного зверя – 7,6. А у такого животного, как человек, показатель расположен аккурат посерединке – 7,4. Это не такая уж и маленькая разница. Вспомнив о логарифмичности шкалы рН, мы поймем, что кровь одних и других по числу свободных ионов водорода различается примерно вдвое.
Далее. Мы уже говорили выше, что для растительноядных существ важно отличить зрелый красный плод от недозрелого желтого. Поэтому у нас и других обезьян цветное зрение. А вот хищники плохо различают цвета, им это не обязательно. Вместо клыков и когтей у нас редуцированные клычки для стоматологов и мягкие ногти для маникюрных салонов. Они – свидетельство того, что когда-то наши далекие древолазные предки охотились. Но предметом их охоты были насекомые, потому что мы – далекие потомки насекомоядных. Наши коренные зубы больше подходят для перетирания зерен или на худой конец перемалывания хитиновых оболочек насекомых. А наше цветное зрение играет еще одну роль – всех насекомоядных созданий опасные насекомые своей яркой расцветкой предупреждают: «Не нападай на меня, я очень больно кусаюсь!» Вспомнили, как выглядят осы и пчелы? Именно поэтому человеческие младенцы, которые еще не могут говорить, но которым показывают черно-желтые полоски, пугаются и порой даже начинают плакать. Это вшитый инстинктивный страх, наработанный сотнями тысяч лет. На этом генетическом страхе основана вся наша предупреждающая символика с ее желто-черными полосками.
Кстати, о глазах… У хищника бинокулярное зрение, то есть оба глаза направлены вперед для лучшего прицеливания. Бросок должен быть точным! Вспомните тех, кто ест живое, – льва, волка, филина… Они обоими глазами смотрят вперед, на цель!
А у тех, кого едят, глаза, напротив, расставлены широко, как у коров или оленей, чтобы иметь возможность обозревать местность почти на 360о, дабы в случае чего сразу заметить подозрительное движение и быстро дернуть с места.
– Но ведь у людей глаза направлены вперед! – воскликнет читатель, уже привыкший, что его плавно уводят от хищничества.
Да, зрение у нас бинокулярное, друг читатель, но точный прицел был нужен нашим предкам не для охоты. А для прыжков с ветки на ветку. И тут точный прицел даже важнее, поскольку промах на охоте означает только необходимость новой попытки, а промах при прыжке с ветки на ветку – падение и смерть.
Что же получается в итоге? Кто мы?
По длине кишечника и щелочному составу крови – нечто среднее между хищниками и травоядными. По кислотности желудочного сока ближе к травоядным. По отсутствию рубца в желудке – к хищникам. По морфологии тела (отсутствие клыков и когтей, потовые железы и пр.) скорее растительноядные.
Что в результате?
Мы – всеядные! Типа свиней или крыс. Но все-таки ближе к растительноядным. Правильнее было бы назвать нас плодоядными или зерноядными. Да, мы можем есть животный белок, но легкий – прыгая по веткам, перехватить сырое птичье яйцо в гнезде, съесть мягкую, толстую, вкусную личинку или разложившуюся, то есть уже ферментированную падаль. Падаль – потому что сырое мясо для нас пища точно невидовая, слишком тяжелая. А гниение мяса (или деструкция мяса огнем) приближает его к нашему порогу усваиваемости.
В общем, нам обработанное мясо есть можно. А в холодном климате и при недостатке растительной пищи, как например, на Крайнем Севере, – жизненно необходимо. Кто же тогда упорно внедряет в наше сознание идею вегетарианства и религиозных постов?
Ну, с религией понятно. Мясо во все века было дороже растительной пищи. Поэтому идеологические модели должны были утешать бедноту, накладывая ограничения и запреты на ту пищу, которой всем все равно не хватило бы. Однако, заметьте, что чем севернее, тем меньше запретов. Если индусы мясо не едят вообще, то религия приполярных народов никаких постов и запретов на мясо вообще не предполагает.
Но за последние полвека вегетарианство мощно возродилось вместе с появлением неорелигий – политических течений, основанных на левацкой идеологической парадигме. Радикальные веганы, экологические анархисты, «зеленые», всяческие борцы за права животных – это представители левого политического спектра, набравшего популярность за ХХ, «социалистический» век.
Как всегда, туда, где пахнет левачеством, тут же мухами потянулись разного рода чудаки – экофеминистки, Левый фронт освобождения животных, веганы, движение американских индейцев и прочие интеллектуальные маргиналы. Они внесли столь мощный теоретический вклад в экологизм, что это философско-политическое течение стало все больше и больше превращаться в самую обыкновенную религию, которая представляет собой смесь буддизма и индуизма с индейским шаманизмом, густо приправленную анархо-радикализмом.
С течением времени зеленые движения и партии набирали дурную силу и особенно преуспевали в странах с сильной социальной политикой, типа Канады, например, где в зеленом движении более половины составляют анархисты. И точно так же, как феминистки создают различные институты гендерных исследований, где занимаются своей половой лженаукой; как коммунисты в СССР создали Институт марксизма-ленинизма, где с лупой изучали пыльные тексты «основоположников»; так зеленые создали в канадском Вермонте Институт экологии, который строчит и распространяет прокламации о необходимости жить в равновесии с природой и изо всех сил беречь ее. Разумеется, с их точки зрения, все животные – «наши братья», и их кушать нельзя, это практически «людоедство».
Если захотите подробнее познакомиться с данной социальной болезнью и ее этиологией, прочтите, например, книгу К. Черемныха «Квазирелигия деградации. Экологизм – стремление спасти планету или очередной опиум для народа?» Там прослеживается генеалогия зеленых идей, звучат фамилии наших Троцкого и Рериха, гитлеровского Розенберга, принца Чарльза. А я приведу из этой книги лишь одну характерную фразу: «Психическая патология является обстоятельством, которое невозможно обойти при изучении истоков любой аутической концепции. К экологизму это относится в особенности». Действительно, у истоков зеленого движения вообще и вегетарианства в частности стояло множество самых настоящих клинических сумасшедших, а также людей не совсем нормальных, запоем читавших Блаватскую и плясавших с бубнами. И недооценивать этих психопатов ни в коем случае нельзя – они зачастую проводят самые настоящие террористические акты!
