Иногда возражения раздавались и со стороны религиозных людей. К примеру, преподобный Реймонд Лоуренс-младший из пресвитерианской больницы Нью-Йорка сетовал в Science and Theology News, что наша работа «не имеет никакого отношения к истинной религии», и добавлял: «В конечном итоге это всего лишь опыт. Он не доказывает существование Бога». Далее он пророчил, что воспроизведение мистического опыта «было бы катастрофой для религии», исказив его религиозный смысл
[856].
Но нам никогда и в голову не приходило доказывать существование Бога! Мы преследовали гораздо более скромные цели. Единственное, что действительно под силу определить нейробиологам, – способна ли современная нейробиология предоставить полезную информацию о мистических состояниях и опыте. А именно, мы хотели выяснить два момента: действительно ли активность мозга в периоды мистического сознания локализована в височной доле, как утверждают некоторые, и действительно ли мистическое созерцание порождает состояния мозга, не связанные с обычным сознанием.
Во всяком случае, сами мистики не только не подтверждают расхожее мнение, что они стремятся сделать тайну из мистического сознания, но и зачастую рады участвовать в официальных исследованиях сознания – при условии, что они не помешают им следовать своему призванию. Тысячелетиями мистики писали пространные и подробные трактаты о состояниях сознания. Исследовательница мистицизма Ивлин Андерхилл ссылается на один из источников, относящихся к XIX веку:
Изучайте нас, как вам заблагорассудится: нашу структуру, нашу правдивость, наши достижения. Мы не можем пообещать, что вы увидите все то же, что видели мы, ибо здесь каждый человек должен действовать на свой страх и риск, но мы не дадим вам клеймить наш опыт как невозможный или недействительный
[857].
Ключевой разработкой стали новые нейробиологические инструменты для исследования нейронных коррелятов субъективных состояний.
От широкой публики мы порой слышали обвинения в связи с тем, что мистическое созерцание – миф. Монахини – просто неврастенички, фантазирующие или даже симулирующие свой «опыт». В недавней статье в The Economist использовалось именно это выражение, авторы заявляли, что нам будет «труднее отмахнуться»
[858] от такой критики – в отличие от других возражений против нашей работы.
На самом же деле мы убедились, что опровергнуть это конкретное обвинение нам совсем не трудно. В нейробиологическом исследовании участник, занимающийся «симуляцией», должен производить много бета-волн (типичных для напряженной сознательной активности) и не очень много тэта-волн
[859] (типичных для глубоких медитативных состояний). Оказывается, есть в мире то, что попросту невозможно симулировать! Само это предположение указывает на то, что в настоящее время нейробиологию практически не понимают.
Иногда мы слышали еще одно опасение – что кое-кто может попытаться, так сказать, коммерциализировать мистический опыт, например, разработав таблетки для его достижения. Но если это и произойдет, то едва ли они окажутся новинкой, вдобавок не будут иметь особого отношения к нейробиологии. На всем протяжении истории во многих культурах разрабатывались «технологии» (барабанный бой, священные растения, пост, медитация и пр.), предусматривающие достижение измененных или необычных состояний сознания с целью взаимодействия с духовным миром. Несомненно, люди могут сделать самих себя более восприимчивыми к РДМО, совершая определенные действия.
Но эта задача никогда не считалась простой. Необходимо существенное изменение электрохимических функций мозга, чтобы произошел РДМО и чтобы он мог быть осознан. И даже это еще не все. Для возникновения РДМО духовное «я», заключенное в каждом отдельно взятом человеке, должно также испытать, если можно так выразиться, желание затанцевать.
Само собой, нашей подлинной проблемой были не разнообразные возражения, а способ фиксации мистического опыта. Поначалу мы наивно надеялись, что монахини смогут достичь такого опыта в лабораторных условиях, но услышав такое предположение, сестра Диана только рассмеялась. «Бога нельзя вызвать по своему желанию», – объяснила она. И предупредила: «Этого нельзя искать. Чем усерднее вы ищете, тем дольше придется ждать». По прошествии времени мы, конечно, начали понимать, что она имела в виду: само требование достичь определенного опыта стало мысленными шумовыми помехами, которые пришлось преодолевать.
Однако человеческому мозгу свойственно пользоваться одними и теми же участками и путями, когда люди вспоминают и заново переживают некий опыт и когда впервые получают его. Таким образом, если просить их вспомнить значительный опыт, можно выяснить, какие участки и пути наиболее активны.
«Шелли Уинтерс, одна из величайших актрис мира, однажды сказала, что актер должен быть готов «играть своими шрамами». В упрощенном переводе (а это непросто, потому что и Шелли Уинтерс не простой человек) это означает, что когда для актера наступает момент продемонстрировать самый глубокий, пугающий или мучительный опыт, которым наделил автор своего персонажа, актер, следуя нашему подходу к работе, должен отыскать схожий опыт в собственной жизни и сначала захотеть, а потом и суметь заново пережить этот опыт на сцене, играя роль»
[860].
Система вживания в роль сент-луисской TheatrGROUP
Наша группа уже изучила этот эффект с помощью фМРТ, привлекая к исследованиям профессиональных актеров
[861], которые научились пользоваться нейронными цепочками, ассоциирующимися с определенными эмоциями, когда их обучали актерскому мастерству. Актеры способны вспоминать эмоционально значимые события личной жизни, когда играют роль, требующую от них демонстрации подобных эмоций. Это не значит, что они неискренни, как иногда предполагается; они проявляют реальные эмоции в вымышленных рамках.
