«Этот бесконечно таинственный храм…»
Если спроектировать на землю карту звездного неба образца 10 500 г. до н. э., то окажется, что стена Ангкор-Тхома очерчивает сердце змеиного созвездия Дракона. В самом геометрическом центре этого контура, где пересекаются его диагонали, маячит Байон, признанный наивысшим архитектурным достижением Джаявармана VII, от которого прямо-таки захватывает дух.
Случайно ли на фоне общего небесного плана храмов «сердце» Дракона, отмеченное Байоном, точно совпадает с местонахождением северного полюса эклиптики? Читатель помнит, что это точка неба, вокруг которой в результате Прецессии обращается северный небесный полюс, со скоростью полградуса каждые 36 лет, три четверти градуса за 54 года, градус за 72 года и 30 градусов за 2160 лет. Самая примечательная архитектурная особенность Байона — приземистой ступенчатой пирамиды, которая стоит на плечах намного более старого, но пока не раскопанного сооружения, — это то, что он окружен 54 массивными каменными башнями, на каждой из которых, как над входами в Ангкор-Тхом, высечены четыре гигантских лица Локесвары («в египетском стиле»), ориентированные на север, юг, восток и запад, что в целом составляет 216 лиц. Согласно Жану Бусселье, бывшему директору Национального музея в Пном-Пене, у этих лиц «типичное выражение буддиста в «активном состоянии ума», которое в священных книгах именуют брамавира — «вещи, угодные Браме», — «возвышенное состояние, ведущее разум к благотворительности, состраданию, радости и спокойствию».
Французский путешественник Пьер Лота, посетивший Ангкор в сезон дождей в 1901 г., рассказывал о Байоне:
«Чтобы добраться до храма, нам приходилось палками прокладывать себе дорогу в невыразимой путанице свисающих плетей ежевики и ползущих растений. Лес окружает храм со всех сторон, давит и душит его; чтобы довершить разрушение, огромные «смоковницы руин «пустили свои корни повсюду, до самых верхушек башен, которые служат им пьедесталом…
Мой проводник — камбоджиец настаивает, чтобы мы уходили. Он говорит, что на наших экипажах нет фонарей, и необходимо вернуться до часа тигра. Ну, что ж, поехали. Но мы еще вернемся к этому бесконечно таинственному храму.
Однако, прежде чем уйти, я поднимаю голову, чтобы посмотреть на башни, возвышающиеся надо мной, утонувшие в зелени, и вдруг меня бросает в дрожь от непонятного страха, когда я чувствую обращенную ко мне с высоты улыбку гиганта; за ней, после куска стены — еще одна; их уже три, пять, десять. Они возникают повсюду, и я чувствую, что окружен со всех сторон четырехлицыми башнями. Несмотря на предупреждение, я совершенно забыл о них. Эти повисшие в воздухе маски настолько отличаются от нормальных человеческих лиц своими размерами, что требуется одна-две секунды, чтобы оценить, где они реально находятся по отношению к вам. Под большими приплюснутыми носами прячется улыбка, веки полуопущены, выражение неописуемо…»
В1912 г. французский дипломат и писатель Поль Клодель посетил Ангкф и описал Байон в своем журнале как «одно из самых проклятых и зловещих мест, какие я знаю… Я вернулся больным…» Но Клодель, который умер в 1955 г., был человеком чрезмерно жестких взглядов на то, что является духовной истиной; он страстно верил, что догматы католической церкви и безусловная вера в Христа есть единственный путь к спасению. Возможно, это его состояние проистекало из интуитивного ощущения, что здесь, в темном и жутком храме, он сталкивается с проявлением великой духовной силы, которая недоступна его пониманию.
Байон всегда мыслился как инструмент преобразования, трансформации; в этом не может быть сомнения, если вспомнить, что его название происходит от «па янтра», «отец» или «хозяин» янтры. Это санскритское слово, дословно означающее «инструмент», есть по сути разновидность мандалы: «диаграмма, используемая для подкрепления медитации… Составляющие янтры ведут верующего по ступеням к просветлению…»
Мы подозреваем, что те, кто полностью понимал монументы Ангкора, относились не к верующим, а к адептам, посвященным в забытую систему космической мудрости, которые приходили в Байон в поисках постижения конечных тайн. Пройдя этап усердной учебы, они, конечно, уже были к этому моменту «оснащены», чтобы «спуститься на любое небо», то есть выполнять прецессионные расчеты, позволяющие им наглядно представить положение важнейших звезд в прошедшие эпохи.
По-видимому, они уже задолго до этого сознавали, что топография монументов Ангкора призвана привлечь их внимание к району неба вокруг небесною северного полюса, особенно, как мы видели в предыдущих главах, к звездам в созвездиях Лебедя, Малой и Большой Медведиц, Северной Короны и Дракона… Особенно Дракона. С тем, чтобы открыть столько всего, им требовалось мысленно вернуться (как нам с вами) к весеннему равноденствию в 10 500 г. до н. э. (хотя, конечно, они пользовались иным летоисчислением). И они должны были представить, как наблюдатель, который в момент восхода смотрит на север, становится свидетелем идеального совпадения расположения звезд на небе и храмов на земле, когда меридиан совпадает с меридианом.
В ходе этого мысленного «прокручивания звезд в обратную сторону» до полного совпадения посвященные должны были неизбежно почувствовать то, что мы сегодня легко наблюдаем на экранах компьютеров — медленное, циклическое вращение небесного северного полюса вокруг «сердца» созвездия Дракона, то есть северного полюса эклиптики. У этого «сердца», абстрактной точки в пространстве, есть свой земной аналог — великая пирамида Байона, монумент, поднимающийся тремя террасами от квадратного основания со стороной 80 метров и имеющий необычное круглое центральное святилище на высоте 45 метров над поверхностью земли.
Кодэ справедливо называет Байон «мистическим центром Кхмерской империи», в то время как Бёрнар Грослье именует его «омфалосом (пупом) каменного космоса Ангкора», а Джон Одрик отмечает, что по сей день ходят упорные слухи об огромных сокровищах, спрятанных в нем давным-давно2. Это вовсе не обязательно золото или самоцветы. Ими вполне может быть знание, гнозис, тот эликсир, который истинные посвященные должны искать во всех странах, во все эпохи, если собираются обрести жизнь длиной в миллионы лет…
Хранители времени неба
Древние египтяне представляли себе созвездие Дракона не в виде собственно дракона или змеи, а в виде другой чудовищной рептилии — крокодила, которого ухитрялись дополнять чертами гиппопотама и льва. Результатом явилось астрономическое божество по имени Таверет, которое упоминается в «Текстах Пирамид», довольно часто появляется в «Книге Мертвых» занимает центральное место в замечательном «круглом зодиаке» храма Дендера в Верхнем Египте.
Особенно интересным в этой обманчиво простой звездной карте, которую мы частично уже обсуждали в главе 3, является то, что на ней не только правильно показано положение созвездия Дракона относительно Малой Медведицы (которую древние египтяне знали под именем «Шакал») и Большой Медведицы («Бедро»), но и то, что, согласно французскому математику А. Шваллеру де Любичу, там показан полюс эклиптики, «расположенной в сердце бегемота, или созвездия Дракона». Шваллер отмечает, что мифологические фигуры в Дендере, которые обозначают зодиакальные созвездия, выстроены не в один круг, как можно было бы ожидать, а в два: «один вокруг небесного северного полюса, а второй — вокруг северного полюса эклиптики», причем с заметным смещением от центра по спирали. Таким способом, подчеркивает Шваллер, этот зодиак ясно выражает знание того, что происходит в небе, когда небесный северный полюс постепенно прецессирует вокруг полюса эклиптики.
