Чтобы понять это утверждение, нужно знать, что Кентский университет участвовал в исследовании останков Ardipithecus ramidus, известного также как Арди, — самки существа, жившего 4,4 млн лет назад в Эфиопии. По возрасту Арди на миллион лет ближе к моменту долгого «прощай!» между человеком и человекообразными обезьянами, чем все предыдущие ископаемые. Одним из признаков сходства Арди и человекообразных обезьян может служить большой палец ноги, который обособлен от остальных. Должно быть, это существо прекрасно лазило по деревьям и спало там, наверху, чтобы укрыться от хищников, как и сегодня делают человекообразные обезьяны. Понятно, что креационисты и сторонники теории Разумного замысла
[41*] сочли пресс-релиз с таким провоцирующим заголовком подарком свыше, а некоторые средства массовой информации сделали и вовсе странный вывод: они решили, что смысл этого заголовка в том, что все наоборот и человекообразные обезьяны произошли от человека. Путаница возникла потому, что один ученый из команды, занимавшейся исследованием Арди, хотя своим именем и вызывал ассоциации с бонобо (Оуэн Лавджой — его фамилия образована от слов «любовь» и «радость»), в качестве объекта для сравнения способен был рассматривать только шимпанзе. Именно он заключил, что телосложением Арди слишком отличается от шимпанзе и ее предками не могли быть шимпанзеподобные существа. Но зачем вообще было брать в качестве исходной точки современных человекообразных обезьян? У сегодняшних приматов после разделения с нами было ничуть не меньше времени на метаморфозы, чем у представителей нашего собственного вида. Люди часто думают, что человек все это время эволюционировал, а обезьяны оставались такими же, как были, хотя генетические данные свидетельствуют о том, что шимпанзе-то как раз изменились больше, чем мы. Человечество просто не знает, как выглядел наш последний общий предок. В дождевом лесу не формируются окаменелости — там все сгнивает чрезвычайно быстро. Именно поэтому у нас так мало останков ранних человекообразных обезьян. Тем не менее можно с уверенностью сказать, что наш пращур подошел бы под самое общее описание человекообразной обезьяны: крупный бесхвостый плоскогрудый примат с цепкими задними конечностями. Поэтому заявление о том, что мы происходим от человекообразных обезьян, остается вполне приемлемым — вот только речь здесь не идет о современных обезьянах.
Не слишком выступающая вперед челюсть Арди и относительно маленькие плоские зубы сразу же отделили ее от шимпанзе, у которых самцы снабжены длинными острыми клыками. Клыки эти представляют собой смертельное оружие и способны в момент располосовать лицо и кожу противника. Дикие шимпанзе активно пользуются этим оружием в территориальных спорах. Арди в сравнении с ними была относительно мирным существом, возможно, именно благодаря невысокому уровню конфликтов между самцами. Лавджой даже предположил, что Арди и ее современники были моногамны и что это помогало им сдерживать насилие. Доказать подобное утверждение могла бы лишь маловероятная находка останков самца и самки с обручальными кольцами на пальцах; во всех остальных случаях оно останется чистой спекуляцией. Более того, ничто не свидетельствует о том, что моногамия способствует миролюбию. Единственные моногамные приматы среди наших ближайших родичей — гиббоны — обладают внушительными клыками.
Но что если мы происходим не от буйных шимпанзеподобных предков, а от мягких, обладающих сильной эмпатией обезьян типа бонобо? Телесные пропорции бонобо — длинные задние конечности и узкие плечи — похоже, прекрасно описывают Арди, да и относительно небольшие клыки у них похожи. Почему же бонобо не вошли в круг кандидатов в предки? Что если шимпанзе — не прототип нашего предка, а напротив, буйный отщепенец в относительно мирной наследственной линии? Арди, безусловно, что-то сообщает нам, и хотя что это за информация, ученые пока спорят, но, воинственные тамтамы, под звуки которых развивались все прежние сценарии, слегка приумолкли.
Отношение к типажам наших предков и родственников нередко имеет политические обертоны, а в устах комика Стивена Кольбера (Stephen Colbert) из телепрограммы The Colbert Report становится еще и поводом для веселья. Надо сказать, что участие в шоу, основная цель которого — посмеяться над вами лично и над вашими идеями, — хороший опыт. Кольбер попросил меня сравнить бонобо и шимпанзе. Пока я рассказывал про поведение бонобо, на его лице то и дело отражалось явное отвращение: эти приматы, очевидно, были слишком мирными и страстными на его вкус («А как насчет регулярного, правильного секса, такого, каким задумал его Господь?»)
[42*]. Но когда я перешел к описанию шимпанзе, он одобрительно кивнул; было ясно, что характер этих обезьян пришелся ему по нраву.
Самки бонобо любят тереться гениталиями друг с другом; это занятие интегрирует их и способствует миру в сообществе. Две самки прижимаются одна к другой наружными половыми органами и клиторами и начинают яростно тереться; при этом одна из самок повисает на другой почти как детеныш. Выражение на мордах участниц этого действа и их громкие вскрики позволяют предположить, что обе они при этом испытывают оргазм.
Можно сказать, что мир делится на шимпанзефилов и 6онобофилов, но все мы хорошо посмеялись, когда Стивен принялся снимать кожуру с банана.
Бонобо, левые и правые
Представьте, что вы писатель и решили предложить своим читателям из первых рук рассказ о политически корректном примате, идоле левых, — о примате, известном гомосексуальными отношениями, главенством женщин и мирным образом жизни. Тема вашего рассказа — бонобо, близкий родственник шимпанзе. Вы отправляетесь на край света, в страну, иронично названную Демократической Республикой Конго (ДРК), чтобы увидеть этих милых обезьянок в естественной среде. Вы надеетесь вернуться оттуда с богатым материалом для новых интереснейших произведений.
Увы, добраться до бонобо вам практически не удается. Вы видите лишь несколько особей, спокойно сидящих на деревьях и уплетающих орехи. И все. Именно так произошло с Ианом Паркером, который тем не менее умудрился в качестве специального корреспондента The New Yorker написать 13 страниц вполне профессиональной прозы. Из его текста читатель узнает о «жарком густом воздухе», о тропических ливнях и грязевых потоках, о звуке падающих фруктов и принимающем автора немце, который по его описанию выглядит довольно холодным и несимпатичным человеком. Возможно, на самом деле Паркер хотел сказать, что работа «в поле» — не приятный пикник, но вместо этого он настаивает, что бонобо совсем не так милы и эротичны, как считается. А учитывая тот факт, что репутация этих обезьян давно уже является костью в горле гомофобов и сторонников учения Т. Гоббса, неудивительно, что правые средства массовой информации с готовностью ухватились за эту публикацию. Наконец-то «миф» о бонобо будет развенчан, и природа вновь предстанет перед нами во всем великолепии окровавленных клыков и когтей. Консервативный комментатор Динеш Д’Суза) обвинил «либералов» в том, что из бонобо они сотворили себе кумира, и призвал их оставаться на одном уровне с ослом.
