В целях большей убедительности решено было проделать опыты так, чтобы отец находился вне комнаты, за дверью, а девочка по-прежнему оставалась в глубине комнаты за стулом. При этих опытах я находился вблизи отца и внимательно следил за ним. Ответы девочки опять были вполне удачными, хотя отец ее только спрашивал, не подавая никаких сигналов, которые помогли бы ей отгадывать.
Надо заметить, что в числе моих любезных соучастников, присутствовавших при этих опытах, были, по-видимому, и лица, вполне убежденные в действительности в данном случае передачи мыслей на расстоянии, о чем я заключаю из того, что они то и дело заявляли языком д-ра Котика, что, к сожалению, «официальная» наука не признает возможности самого факта передачи мыслей. Между прочим, одним из них было высказано предположение, что так как дело идет здесь о передаче посредством особой энергии, то поставленная на пространстве между индуктором и отгадчицей металлическая ширма должна непременно устранить передачу. В подкрепление своих слов им тотчас же был откуда-то взят большой круглый металлический поднос около одного аршина в диаметре и поставлен на пути между отцом-индуктором и дочерью-отгадчицей. Препятствие это, однако, ничуть не изменило картины отгадывания: оно произносилось девочкой с прежнею легкостью. Опыт был признан соучастником неудачным, а неудача мотивирована тем, что металлическая преграда не оказалась будто бы достаточных размеров, хотя самый поднос, как сказано, был не из маленьких.
Так или иначе, но после этих опытов некоторые из наблюдавших их остались в убеждении, что дело идет в данном случае о действительной передаче мыслей на расстоянии. Для меня, однако, подозрительными казались, с одной стороны, смущенный вид девочки во время моей беседы с ней, с другой – то обстоятельство, что отгадывание мыслей возможно для нее лишь с ее отцом, и, наконец, тот факт, что отгадывание производилось девочкой, вообще говоря, с поразительной быстротой и без малейшего утомления. К тому же опыты велись чрезвычайно быстро: чуть только покажут отцу какой-либо предмет, он тотчас же задает вопрос девочке, а она немедленно отвечает на него. При этом девочка не только заявила на мой вопрос, что эти опыты нисколько не утомляют ее, но и всем было ясно, что после представления на сцене она проделывала опыты и специально для нас в конторе театра с такой же легкостью, как и в самом театре. Все это в моих глазах оставило природу самого явления не только невыясненной, но и подозрительной в отношении существования какого-либо фокуса, и потому я предложил отцу проделать те же опыты у меня на квартире. После некоторого размышления он сказал, что мое приглашение он считает крайне для себя лестным, и мы условились относительно дня и часа, когда он с дочерью приедет ко мне для представления… Но каково же было мое удивление, когда я убедился, что все мои приготовления оказались совершенно излишними, ибо ни отец, ни девочка в условленное время ко мне не прибыли и даже ничего о себе не заявили… я решил не отступать от выяснения задачи, и потому в тот же день вечером я поехал на спектакль…
Уже на дворе театра меня остановил какой-то господин, ранее мне совершенно незнакомый, и отрекомендовался непрактикующим врачом, хорошо знающим данный театр и, между прочим, отца-индуктора. Он заявил, что отец-индуктор не мог ко мне приехать потому, что, выступая с опытами в театре, он имеет дело с публикой, среди которой интерес к такому представлению поддерживается исключительно тем, что самое явление признается загадочным, но что меня как человека науки он не может вводить в заблуждение, тем более что ему ясно, что я и сам догадываюсь о действительной природе явления, как он убедился в том из моих слов во время опытов за кулисами театра; и потому, если бы я был в прошлый раз во время представления в конторе театра один на один с отцом девочки, он не преминул бы открыть мне свой секрет, а так как я был с людьми из публики, то сделать ему этого было нельзя. Он не мог бы также сделать этого и у меня на дому, ибо предполагалось представление с людьми из публики. Поэтому он и уклонился от представления у меня на квартире; но, предупредив меня о том, в чем заключается дело, он охотно сделает представление и у меня на дому при какой угодно публике.
Секрет же заключается в том, что отец имеет свой особый ключ из вопросов для разных обиходных предметов и особый ключ для азбуки и цифр, который девочка хорошо усвоила и легко распознает по нему, что требуется ей ответить. Все обыденные предметы, как, напр., папиросница, спичечница, погон, ордена по степеням, чин, книжка, билет и т. п., как и обыденные имена, напр. Николай, Александр, Владимир, Михаил и т. д., имеют отдельный ключ, собственно для легкости отгадывания; для всех же других менее обиходных названий служит азбучный и цифровой ключ, иначе говоря, слова вопроса содержат в себе обозначения определенных букв и цифр. Допустим, напр., что надо отгадать цифру 37, имеющуюся на погонах; для этих цифр может быть условный ключ «Скажи скорей», причем слово «скажи» соответствует 3, а «скорей» – 7. Естественно, что, когда индуктор спросит девочку, какая цифра на погонах у офицера, и прибавит: «Скажи скорей», девочка ответит 37. Если в записной книжке окажется написанной, напр., цифра 377, добавление к вопросу будет такое: «Скажи скорей, скорей»; если цифра в записной книжке будет не 377, а, напр., 337, к вопросу будет добавлено: «Скажи, скажи скорей». Если, предположим, слово «ну» будет соответствовать единице, тогда для отгадывания цифры 137 к вопросу будет добавлено: «Ну, скажи скорей»; для отгадывания же цифры 1317 вопрос будет сопровождаться словами: «Ну скажи, ну скорей» и т. д. Составленный заранее ключ для обиходных предметов дает еще более легкую возможность отгадывания; напр., слово «что» обозначает «часы», а «что такое?» – кошелек, «что тут такое?» – гребенку. Ясно, что, если вопрос будет задан так: «В кармане что?», ответ будет дан: «Часы», а при вопросе: «В кармане что такое?» – ответ будет: «Кошелек»; при вопросе же: «Что тут такое?» – ответ будет: «Гребенка». Переход с условного ключа для обиходных предметов на цифры или на азбуку, конечно, обозначается опять-таки определенным условным словом, напр.: «Подумай хорошенько», и отгадчица знает, что надо составлять слова по азбуке. В заключение мой собеседник предупредил меня, что он передает о профессиональном секрете отгадывания с тою целью, чтобы индуктор-отец при моем желании имел возможность после этого сделать представление и у меня на квартире, хотя бы и в присутствии посторонних лиц. Я поблагодарил его, и мы вошли в театр.
Сидя в ложе и наблюдая за ответами отгадчицы, как и в прошлый раз, я теперь мог ясно следить за всеми подробностями фокуса. Отец-индуктор, проходя по рядам публики, само собой разумеется, ничуть не нуждался в сосредоточении своего внимания на предмете, имевшемся у того или другого лица из публики. Он не нуждался и в том, чтобы пронизывать отгадчицу своим взором. Ему просто было нужно знать самый предмет и затем задавать девочке вопросы по условленному ключу, хотя бы даже и не смотря на нее, и девочка, хорошо усвоившая ключ, руководясь этими вопросами, отвечала незамедлительно, производя иллюзию отгадывания.
Предварительно до этого последнего представления я зашел еще раз с моим новым знакомым за кулисы театра в комнату отца-индуктора, который подтвердил мне все сказанное встретившим меня врачом, заявив, что сначала он думал заниматься хиромантией, но что за ключ для хиромантии один из его знакомых спросил с него довольно дорого – что-то около 300 р., тогда он перешел на профессию «отгадывания мыслей», причем ключ для этого составил лично сам. Далее он пояснил, что лица его профессии, каковых он насчитал трех в России, в том числе и Штаркер-отец, не имеют общего ключа и потому каждый работающий по отгадыванию мыслей свой ключ держит в секрете, ибо это – его хлеб. Поэтому всякий другой человек, занимающийся такой же профессией, как работающий со своим особым ключом, не будет иметь возможности распознавать по задаваемым ему вопросам предметы, которые подразумеваются под этими вопросами. Он упомянул также, что лиц его профессии, сколько он знает, вообще немного, что, наконец, старика Штаркера, дававшего представления с отгадыванием мыслей его дочерью Софьей Штаркер в Одессе, он знал лично и что его представления велись, как он наверное знает, по совершенно такому же способу, с помощью особого условного ключа. На мой испытующий вопрос: «А не было ли там действительного отгадывания мыслей на расстоянии, как об этом заявлялось в научной литературе?» – он ответил с улыбкой: «Говорю вам, я лично знал старика Штаркера и его дочь и неоднократно с ним беседовал».
