— Мы ненадолго, — сказал Тальпа, выступая вперед. Он был много выше Клупеуса, но на того внушительная фигура собеседника видимого впечатления не произвела.
— Грилло Тальпа, как я погляжу. И бесславно лишившийся должности бывший глава секретной службы восстал из мертвых, — резюмировал Клупеус. — И господин Львиный Зев тоже тут! Быстро же вы подружились с соглядатаями!
Никакого удивления в его голосе не слышалось. Фридрих втайне надеялся, что его появление хоть немного собьет Клупеуса с толку, но зря.
Тальпа к разглагольствованиям Клупеуса прислушиваться не стал и сразу приступил к делу:
— Подготовленные вами армии муравьев были раскольцованы вчера утром. Все вместе, одновременно. Ваших наступательных позиций на севере больше не существует, муравьи движутся к своим покинутым домам. Проявите благоразумие, сдайтесь.
Клупеус весело посмотрел на Тальпу. Либо он был отличный актер, либо — что вероятнее — не поверил ни одному слову гиганта.
— И что тогда? — спросил он тоном светской беседы.
Тальпа выдержал его взгляд.
— Мы возьмем вас под стражу и уничтожим запасы мастер-раствора. Насчет вашего будущего решение будет принято после того, как мы привлечем Офрис к ответу.
— Я подумаю! — рассмеялся Клупеус. — А пока что хотелось бы сделать эту счастливую встречу еще немного более интересной. Лейтенант!
Из тени ниши вышел внушительных размеров мотылек-голубянка, побольше Тальпы ростом.
— Взять их! — приказал Клупеус, указывая на соглядатаев. Но эти слова Фридрих уже едва расслышал. Увидев мотылька, он понял, что знает его, а еще через мгновение понял откуда.
Хотя тело мотылька, как и у всех бабочек, было покрыто шерстью, местами из-под нее проглядывал панцирь. На нем виднелись кусочки рисунков, обрывки математических формул и слов. А на груди перевернутыми полустертыми буквами было написано имя — Карл Кальссон.
— Кальссон? — спросил Фридрих, не веря своим глазам; выхватившие оружие соглядатаи казались ему теперь нереальными, будто во сне. — Как ты сюда попал?
— Я бы рекомендовал не оказывать сопротивления, — с улыбкой произнес Клупеус. Шершни, до того ждавшие в нишах, вышли вперед — их, судя по всему, было несколько дюжин. Клупеус слегка шевельнул пальцами, и молния, озарив зал, ударила в гарпун одного из соглядатаев. К счастью, он успел отбросить оружие и отпрыгнуть — в тот же миг гарпун ударился об пол и растекся лужей расплавленного металла.
— И это, — продолжал Клупеус, — только предупреждение. Я соглядатаями не интересуюсь, но, раз уж вы пришли, можете здесь и оставаться. Меня интересует только эта парочка, — он показал на Брумзеля с Фридрихом, — потому что Офрис просила дать ей возможность расправиться с ними лично. А сейчас у меня есть дела поважнее. Надеюсь, вас не затруднит подождать! — и с гадкой ухмылкой он развернулся и стал подниматься по лестнице.
Соглядатаи быстро переглянулись. Они представляли себе эту встречу совсем иначе. Дипломатический иммунитет, очевидно, Клупеуса нисколько не интересовал, и маг продолжал считать себя непобедимым. Проиграть-то он проиграл, но сейчас это не сильно помогало дюжине соглядатаев.
— Уберите оружие, — прорычал Брумзель.
Все разочарованно и едва сдерживая ярость повиновались. Кольцо шершней вокруг них смыкалось все плотнее.
Клупеус на лестнице обернулся.
— Ах да! Вот этих двоих — в маленькую камеру, остальных — в большую, — приказал он стражам.
Шершни внедрились в группку соглядатаев и оттеснили Брумзеля с Фридрихом в сторону.
— До встречи! — грустно крикнул Тальпа товарищам, когда тех выводили из зала.
Фридрих обернулся и вдруг увидел перед собой Кальссона — то есть мотылька, который когда-то им был.
— Вы пойдете со мной, — объявил он. Голос его звучал теперь иначе, гораздо резче и четче. От прежней протяжности и гнусавости не осталось и следа.
— Кальссон, — прошептал Фридрих, — ты правда не помнишь меня?
— Мне неизвестно, кто такой Кальссон, — отрезал мотылек. — Пройдемте, я доставлю вас в камеру, где вы будете ожидать устранения.
Фридрих в ужасе сглотнул. В глазах у него потемнело.
— Знаешь, — произнес он дрожащим голосом, — когда ты еще был Кальссоном, ты говорил, что хотел бы стать частью нашей истории. И вот ты ею стал, только… — Фридрих всхлипнул. Снова встретить Кальссона в таких обстоятельствах было слишком ужасно.
Мотылек повернулся к ним спиной и пошел вперед, шершни последовали за ним, толкая перед собой Брумзеля с Фридрихом. Холл остался позади, они очутились в извилистых коридорах со стенами из полированной меди. Здесь было темно, если не считать изредка встречавшихся ламп в стеклянных трубках.
Впереди показалась медная винтовая лестница. По ней в ряд можно было идти только втроем, так что шедшим позади шершням пришлось пока остаться наверху. Это была неплохая возможность вырваться и просто бежать вперед. Фридрих внимательно следил за Брумзелем, но тот никак на побег не намекал и не подавал Фридриху знаков. Впрочем, куда им тут бежать? Глубже внутрь этой металлической коробки? Но оттуда наверняка все равно будет не выбраться, их просто загонят в угол и снова схватят.
Камера, в которую их привели, была такая же медная, как и все в этом подземелье. В тяжелой металлической двери было маленькое круглое зарешеченное окошко, на потолке висела лампа в стеклянной трубке, но и она была за решеткой. Видимо, Клупеус опасался, что заключенные могут вооружиться осколками стекла. Фридриха с Брумзелем втолкнули в камеру, дверь за ними захлопнулась, послышался звук поворачивающегося в замке ключа.
— И что теперь? — затаив дыхание, прошептал Фридрих.
Брумзель огляделся. Камера была совершенно пустая, даже койки или скамьи никакой не было. Стены покрывали медные пластины, соединенные железными скобами. Выглядела эта конструкция очень крепко.
— Есть три варианта, — стал размышлять вслух Брумзель. — Либо Клупеус заметит, что мы правы и его муравьиных армий больше нет, но слишком поздно, потому что нас к тому времени, как он признает свою ошибку, уже ликвидируют. Либо он заметит это раньше и убьет нас из мести. Либо он вообще ничего не заметит, пока на его дом не обрушатся соглядатаи, но и это нам особо ничего не даст. Черт, почему мы вообще не подумали, что наш дипломатический иммунитет можно игнорировать?!
— То есть, по-твоему, у Клупеуса вообще нет никаких причин оставлять нас в живых, — резюмировал Фридрих.
— На данный момент — нет, — подтвердил Брумзель, садясь на пол.
Фридриха настолько безнадежное положение дел повергло в беспросветно-мрачное расположение духа. Особенно его угнетало, что в их аресте и ликвидации принимает участие Кальссон.
— И что нам делать? — тусклым голосом спросил Фридрих.
— Единственное, что мы могли бы еще сделать, — проговорил Брумзель, глядя в стену, — намекнуть Клупеусу на что-нибудь настолько фантастическое, что его сильно заинтересует, и он не будет нас убивать, пока не разберется, в чем дело. Так можно было бы протянуть время, пока соглядатаи нас не спасут.
