– Нет, спасибо, я скажу потом, надо ли еще приходить, – и девчонка сунула что-то в руку тетке. Та, расплывшись в благодарной улыбке, поспешила выйти из палатки. Датчанин отметил про себя, что девчонка с чудным именем Никита не похожа на шлюху – ни по виду, ни по разговору. Родители ее, кто бы они ни были, научили дочку правильно разговаривать с людьми.
– Какое у нее было имя? – тем временем, спросила девушка, повернувшись к нему.
– Неважно, – пробурчал Датчанин. – Скажи, пожалуйста, мне тоже называть тебя Никитой?
Девчонка прыснула.
– Можно Никой, – фыркнула она. – А откуда ты знаешь травницу?
– Кто ж ее не знает? Но я стараюсь без крайней нужды к ней не обращаться.
Ника не поняла, зачем тогда сталкер послал ее к ведьме. Наверное, это и был тот самый крайний случай. Но про подарок травницы девушка решила умолчать. И приберечь его до тех пор, пока Датчанин не придет в себя окончательно – тогда, может, он и сумеет оценить ее красоту.
– Долго я тут валяюсь? – спросил сталкер.
– Я не считала, сколько раз день сменялся ночью. Кажется, больше десяти раз.
– Ничего себе. И что со мной было?
– Ты метался все время, бредил. Что-то бормотал все время про трехрукого шамана. Кто такой шаман?
– Ну, знахарь такой. Лекарь. В бубен бьет, с духами общается, болезни лечит.
– В бубен?
– Ну, барабанчик такой маленький.
– Так может, тебе найти такого? – задумалась девушка. – Где его искать? Может, он сделает так, что тебя от этой заразы отвернет?
Истомин нахмурился. Девчонка явно лезла не в свое дело. Но все-таки она его спасла, хоть он ее об этом и не просил. Потому он не стал читать ей отповедь, да и сил у него на это не было. Он, не отвечая, отвернулся, закрыл глаза – и тут же провалился в сон. Но этот сон был спокойный, глубокий, без жутковатых сновидений.
Когда Датчанин проснулся в следующий раз, то даже почувствовал что-то похожее на голод. На этот раз Сергей быстро вспомнил, где находится. Повернул голову – увидел в полумраке палатки чьи-то светящиеся глаза. Потом разглядел и белобрысую девчонку, все лицо которой было в подживающих царапинах. Сталкер не сумел бы определить точно, сколько ей лет – она была щуплая, тщедушная, и могло показаться, что ей нет и шести, но глаза выдавали, что она куда старше. Незнакомка сидела, обхватив руками колени, и молча глядела на него. Увидев, что он не спит, наклонилась ближе.
– Дать тебе пить?
И возле его губ опять оказалась кружка с травяным настоем. Он жадно выпил его до дна, а потом спросил:
– Тебя как звать?
– Муся.
– Еда-то есть у вас? Ты не думай, я за все рассчитаюсь, когда поправлюсь.
– Сейчас Ника придет, принесет, наверное, – сказала девчонка. – А правду говорят, что ты был в этой… ну, этой… вроде аптеки, только там книги?
– В библиотеке? Ну и что? Я там и в прежней жизни бывал, – хмыкнул Датчанин.
– Когда те, которые внутри сидят, были еще как люди?
– Давай не будем об этом. Откуда мне знать, кем они прежде были?
Девчонка нехотя замолчала – видно было, что вопросов у нее полно, и дай ей волю – наговорила бы кучу глупостей.
– А что это за тетка в прошлый раз тут сидела? Ну, такая… – и сталкер неопределенно повел руками вокруг себя. Девчонка, как ни странно, поняла.
– А, это Ритка Коновалова. Она того… – и белобрысая выразительно постучала себя по лбу. – Ее зовут с больными сидеть. Только это она и может. Ника ее называет «безумная Гретхен».
«Надо же, а девчонка-то эта, Никита, не так проста, как кажется, – подумал сталкер. – Кое-какие книги читала в детстве, и неплохие. У того, кто ее растил, явно был хороший вкус. Если, конечно, это прозвище она сама придумала».
Тут – легка на помине – в палатку заглянула Ника. И явно обрадовалась, увидев, что он очнулся.
– Лучше тебе? – спросила она.
– Ага. Я бы съел чего-нибудь.
– Супчика грибного, да? Сейчас принесу.
Она умчалась и вскоре вернулась с двумя дымящимися мисками – одну протянула ему, другую принялась опустошать вместе с белобрысой.
Наевшись, Датчанин впервые за долгое время почувствовал себя сносно.
– Я тебя что-то плохо помню, – сказал он Нике. – Ты разве из местных?
И тут же подумал, что девчонка может на него обидеться – получится, что он ее просто раньше не замечал. Но она смутилась отчего-то.
– Я с Красной линии, – сказала она тихо.
Датчанин хмыкнул.
– И какими же судьбами занесло тебя в этот вертеп?
– Моего папу забрали. Как врага народа, – еще тише прошептала Ника. – Но это ошибка. Когда разберутся, его отпустят. А пока разбираются, мне лучше в другом месте побыть.
Истомин вскинул брови: «Место можно было, наверное, выбрать и поудачнее. Впрочем, кто знает, какие там у нее обстоятельства».
– Ну, и как тебе после Красной линии здешний бедлам? – поинтересовался он.
– Тут тоже люди, – насупилась она. – И сам-то ты тоже здесь.
– Ну, я то здесь, то там. Надоест – уйду.
– Я тоже.
– Значит, живешь сама по себе. И чем же зарабатываешь на грибную похлебку?
Она снова смутилась. «Неужели все-таки шлюха? Да нет, не похоже. К тому же они-то как раз своего занятия не стесняются».
– Торгую кое-чем, – нехотя ответила она наконец, почему-то кинув выразительный взгляд на белобрысую. И увидев его ироническую улыбку, вспыхнула снова:
– Нет-нет, это не то, что ты подумал.
– А я вообще-то ничего такого и не думал, – соврал он. – Это кто – сестра твоя?
– Сестра, – односложно ответила Ника.
– А меня ты зачем к себе взяла? Нет, ты не думай, как только поправлюсь, я с тобой расплачусь… Просто интересно.
Ника молчала, щеки ее пылали. «Неужели все-таки влюбилась? Только этого не хватало», – подумал он, а вслух наигранно бодро произнес:
– Ладно, это тебе, безусловно, зачтется. Плюс к карме.
– Что? – спросила она непонимающе.
– Неважно. Спасибо тебе за то, что спасла.
«Зачем, правда? – подумал он про себя. – Помер бы тихонько – вряд ли кто заплакал бы. Маши нет, некому больше обо мне плакать. Хотя нет. Эта девочка горевала бы. Удивительно – как это у них быстро получается. Раз – и влюбилась, даже не зная толком, что я за человек. А я, конечно, очень признателен, что она спасла мою никчемную жизнь, хотя я ее об этом не просил. Но теперь вот даже не знаю, о чем говорить с ней».
– И вы вот так одни живете, девчонки, и вас никто не обижает? – спросил он.
