В следующей квартире повезло больше – тут обнаружились запасы алкоголя. Причем, судя по всему, качественного. Кроме того, нашлось несколько приличных ножей. Еще банки непонятно с чем – вроде с витаминными добавками. Датчанин подумал и взял парочку. А в соседней квартире наткнулись, наконец, и на запасы консервов. Правда, на полу обнаружили какую-то слизь и решили, что хватит с них пока что.
Оказавшись на улице, Датчанин вдруг вспомнил о просьбе Ники – принести яйцо. И хотя он не думал, что в ближайшее время вернется к ней, но захотелось почему-то на всякий случай поискать для нее подарок.
– А тут магазин какой-нибудь есть? – крикнул он напарнику. Тот показал чуть дальше.
– Вон там. Зайдем?
И они двинулись дальше по улице, в ту сторону, откуда доносился рев неведомого хищника. Но до магазина дойти не успели. Путь им внезапно преградил здоровый пес. Зверь скалил зубы, не давая сталкерам пройти.
– Слышь, валить надо, – крикнул Каскадер. – Их тут целая стая.
Датчанин и сам уже видел серые тени, окружавшие их, берущие в кольцо. Он выдал очередь, и пес кувыркнулся на землю. Но остальные, против ожидания, не разбежались, а с лаем кинулись к ним. Сталкеры бросились бежать по улице, отстреливаясь. До спасительного люка оставалось уже чуть-чуть, но Каскадер начал отставать. И очередная тварь, прыгнув, вцепилась ему в ногу.
Датчанин не мог стрелять – боялся ранить напарника. Вместо этого Сергей выхватил нож и всадил его зверю в шею. Тот разжал челюсти и рухнул, забился в агонии. Остальные твари в нерешительности замерли.
– Лезь вниз, я прикрою, – крикнул Датчанин. Но Каскадер сидел на асфальте, словно не соображая ничего. И Истомин буквально закинул его в люк. Дал очередь и тут же забрался в трубу вслед за напарником, задвинув тяжелую крышку. Он еще услышал разочарованный вой в несколько глоток, потом – злобную грызню и ворчание. Судя по всему, стая быстро утешилась и теперь делила труп убитого вожака. А снизу раздавались стоны и ругательства Каскадера.
– Вот гады. Достали все-таки.
Датчанин спустился и осмотрел раны напарника: острые собачьи клыки прорвали химзу и вырвали клок мяса из ноги. Саша храбрился:
– Ничего, до свадьбы заживет.
Но Датчанина кольнуло нехорошее предчувствие. Он вспомнил, как кто-то говорил ему, что раны от укусов бродячих псов не заживают. Но пока не стал озвучивать этого.
– Слышь, давай сюда аптеку свою, – сказал Каскадер. – Вот и пригодилась.
Истомин, покопавшись в рюкзаке, нашел зеленку и перекись водорода. Протянул и то, и другое. Саша, чертыхаясь, щедро вылил на рану перекись, потом залил сверху зеленкой.
– Ну, что-то должно же подействовать, хоть и просроченное, – рассудил он.
Затем сам выбрал из кучи упаковок антибиотик, который счел наиболее подходящим, проглотил таблетку.
– Ну вот. Недельку попить – и буду как новенький.
Он попытался подняться, но тут же скривился.
– Болит, зараза. Чем дальше, тем больше.
– Хочешь, понесу тебя? – предложил Датчанин.
– А смысл? Можно тут остаться. Жратва есть, Линда нас сама разыщет. У нее чутье отменное.
Они открыли банку тушенки, долго принюхивались, потом решили разложить костер и прогреть ее. Вокруг валялись полусгнившие доски, сопревшая вата, которую, хоть и с трудом, удалось разжечь. Конечно, запах от костра шел такой, что с ног валило. Но они быстренько согрели тушенку и съели порцию на двоих, еле дождавшись, пока чуть-чуть остынет.
– Давай выпьем, что ли? Угощаю. От радиации помогает только так! – Каскадер выудил из своего рюкзака одну из найденных в квартире бутылок. Странно было пить хороший коньяк из алюминиевых кружек. В голову ударило быстро.
– Слышь. А я чего хотел спросить, – у Датчанина язык заплетался, – ты как же, все двадцать лет – вот так, один? Ну, про парня этого, которого вичуха унесла, ты рассказывал, да. Но он ведь недолго с тобой ходил.
– Ну, не совсем один, – отвечал его тоже опьяневший напарник. – Я ведь, когда все накрылось, в метро оказался, на Полежаевской. Мы с приятелем Гришкой и его девушкой Светкой ехали к друзьям. Ну и не доехали. Когда увидели, что все хреново, договорились держаться вместе. В первые дни творился сущий кошмар – полная станция народу, а жрать нечего. Ну, ясен пень, нашлись-таки лидеры, которые все взяли на себя, а мы с Гришкой и Светкой со стороны решили поглядеть до поры. Когда уже все понятно стало насчет радиации, руководители наши добыли несколько комплектов химзы и противогазов – откуда, не знаю, вроде с соседней станции, выменяли на что-то. И кликнули добровольцев. Несколько мужиков покрепче взялись обшарить магазины продуктовые у метро. И продукты, которые они принесли, вроде даже не особо фонили. А вот кое-кто из добытчиков, видно, приличную дозу схватил. Не прошло и месяца, как двоих не стало. А спустя несколько месяцев уже мало кто хотел наверх ходить – тут и до нас с Гришкой докопались. Мол, молодые, здоровые, пора родной станции посодействовать. Ну, мы согласились. Выдали нам химзу, вышли мы наверх – и обалдели. Как в том анекдоте про бомбу нейтронную – все есть, только людей нет. Красота. Но мы-то помнили, что лучше не поддаваться порыву, не хватать все подряд – счетчиком Гейгера сперва все проверяли. Жить-то хотелось. Но тогда, конечно, мутантов не было еще, одни собаки бродячие. Эти могли напасть, тут надо было стеречься. А мы с Гришкой, когда бродили по окрестностям, нашли хороший такой подвал – и вода там была сносная. И стали мне мысли всякие в голову приходить. Ведь то, что мы на станцию приносили, надо было делить на всех, тогда еще товарные отношения не наладились в метро. Сплошной коммунизм процветал. Ну, правда, руководство уже приспособилось куски получше себе зажиливать. И вроде даже подумывало уже о какой-то системе расчетов, но не нравилось мне, как они решили. Мы-то, по сути, здоровьем и жизнью рисковали, выходя наверх. И поделился я этими мыслями с Гришкой, а он сказал, что тоже об этом думал – чтобы уйти и где-нибудь поселиться самим, только надо, мол, Светку с собой взять. Не очень-то мне это понравилось, но что делать. Ради друга согласился. Мы все по-умному сделали: сначала уговорили Светку с нами наверх сходить – вроде как смену готовили себе. Показали ей подвал. Ее долго уговаривать не пришлось – за Гришкой она куда угодно была готова пойти. И вот однажды ушли мы со станции – и не вернулись. Обосновались в том подвале и принялись разведывать окрестности. Стали хоть нормально питаться. Гришка из тачек, что на дорогах бесхозные стояли, выбрал одну поприличнее. Хозяина ее вытащил, схоронил честь по чести. Там ведь полно мертвяков в тачках оставалось. Всех-то не упокоить, конечно, не в наших это было силах, ну, а уж его-то – вроде как в благодарность за транспортное средство. И стали мы иной раз подальше отъезжать. Рискованно было, конечно, – вдруг заглохли бы. А с другой стороны, всегда можно было другую тачку взять или, опять же, бензин слить у кого-нибудь. Нашли потом себе другой подвал, к центру поближе. Так и жили – обходили магазины, брали еду, фильтры для воды. Но потом беда с моим дружком случилась – становилось ему все хуже и хуже. Видно, лучевая началась. Тошнить его стало, слабый сделался совсем. Последние дни уже не мог со мной ходить. А потом и вообще слег. У Светки на руках сгорел. Та рыдала, обзывала меня всякими словами нехорошими – пока я ей не намекнул, что могу обратно на Полежаевскую ее в любой момент доставить. Тут она и заткнулась. Поняла, небось, что за побег и пропавшую химзу по головке-то не погладят. Ладно, прошло еще немного времени – и стал я замечать у Светки те же симптомы. Слабая стала, тошнило ее, а реветь она как начала после смерти Гришки, так и остановиться не могла. Ну, думаю, скоро и она уберется. Но дело-то было не в болезни. В общем, понял я со временем, что скоро нас будет трое – и третий самостоятельно прокормиться сумеет ой как нескоро. Тут уж я всерьез задумался – может, и впрямь Светку в метро отвести? Ну, зачем мне был лишний рот? А она даже реветь перестала, все сидела, о чем-то думала. Я уж совсем было решился обратно ее отвести, как вдруг однажды возвращаюсь домой – а ее нет. Дверь распахнута, и пятна крови везде. Не знаю, что уж там случилось, кому она открыла – ведь должна была только на мой условный стук реагировать. А может, крыша у нее поехала: решила она, например, сама по окрестностям прогуляться – и те же собачки бродячие ее растерзали. Ну, я погрустил, конечно, – все же живая душа. Но что ж делать, коли она такой бестолочью оказалась? Не открывала бы посторонним – глядишь, до сих пор была бы жива. Так вот я и остался один. Ну, потом встречались мне разные люди – это я тебе вроде говорил уже. Кто-то и о жизни в метро рассказывал. Но не тянет меня туда. Ну, чего ты так смотришь на меня? Думаешь, мне ее не жалко было? А только вот, что я тебе скажу: выживают сильнейшие. Вот ты да я – мы сильнейшие, потому что все вокруг нас мрут, а мы живем себе. Может, поправлюсь я – еще куда сходим. Мне напарника хорошего иной раз ох как не хватает.
