Последние слова он уже еле выговорил. Потом свесил голову на грудь и захрапел. Датчанин глядел на него со смешанным чувством сожаления и отвращения. Он словно в зеркало посмотрелся – конечно, зеркало кривое, уродливо выпячивающее отдельные черты. Но, по сути, разве не приходили ему в голову схожие мысли?
Наутро Каскадер стонал и держался за голову, на Датчанина поглядывал с подозрением. Наконец спросил:
– Слышь, а о чем мы вчера говорили?
– Не помню, – открестился Истомин. Поблизости вдруг раздалось ворчание. Сталкер огляделся и увидел Линду, которая и впрямь, как предсказывал ее хозяин, нашла их сама.
Каскадер все поглядывал на напарника с сомнением.
– Как нога-то? – спросил Датчанин.
– Болит, зараза, – ответил тот. – Надо еще раз зеленкой полить.
Когда размотали повязку, увидели, что нога опухла.
– Фигня, – сказал Каскадер. – У меня уже так было. Через пару деньков все пройдет.
Он залил рану новой порцией зеленки, потом принял еще таблетку, запил ее коньяком.
– Вроде не стоит со спиртным-то смешивать, – усомнился Датчанин. – Я не врач, конечно, но…
Каскадер только рукой махнул. Выпитое, казалось, привело его в хорошее расположение духа, и он вдруг, словно продолжая вчерашний разговор, спросил:
– А что там теперь-то, на Полежаевской? Бывал ты там? Криворучко там до сих пор?
«Помнит. Проверяет, помню ли я», – понял Датчанин. А вслух спросил:
– А разве тебе никто не рассказывал? Там же сожрали всех.
Каскадер пристально посмотрел на него.
– Точно? Не врешь?
Истомин мог бы поклясться, что в глазах напарника увидел облегчение.
– Зачем мне врать? – устало сказал он.
– Вот жизнь, – фальшиво сказал Каскадер. – А кто сожрал-то?
– Неизвестно. Пришли туда однажды с другой станции – а там все кровью залито, и нет никого.
Саша вздохнул.
– Не зря, значит, я оттуда свалил. А все же жалко мне их – тоже ведь люди были. Давай выпьем за упокой, что ли?
Датчанин покачал головой.
– Мне идти надо. Давай, я тебе еды оставлю.
Каскадер, сузив глаза, смотрел на него.
– Бросаешь, значит, Полоний? Ах, нет, прости, Гамлет, конечно.
– Да нет. Дела у меня. Хочешь, зайду тебя проведать через недельку?
– Через недельку ты можешь меня уже и не найти. Мне тут поднадоело, хотел уже с места сняться. Но коли обещаешь, тебя дождусь. И мое предложение остается в силе – насчет напарника.
Датчанин кивнул. Дел у него, конечно, никаких не было. Просто как-то неприятно ему стало находиться рядом с новым знакомым. А тот, похоже, сообразил, что разболтал собеседнику слишком многое. И не факт, что поверил в то, что на Полежаевской всех сожрали. У Истомина даже мелькнула мысль, что Каскадер захочет убрать свидетеля. Но, видно, Датчанин пока нужнее ему был живой. По крайней мере, Саша не стал ни стрелять сталкеру вслед, ни натравливать Линду. Только спросил напоследок:
– Точно вернешься? Обещаешь?
– Обещаю, – кивнул Датчанин, хотя вовсе не был уверен, что сдержит слово.
Вместо того чтобы заниматься делами, Истомин снял палатку на Краснопресненской и целыми днями потихоньку цедил хороший алкоголь из найденных бутылок. Так прошла неделя. Потом он решил, что с пьянством надо завязывать. И попытался узнать у торговца книгами, что теперь творится на Улице 1905 года. Тот поначалу делал вид, что не понимает, о чем речь, поэтому пришлось за пять пулек купить у него потрепанную книгу о Зоопарке, тогда старик подобрел немного. Но добиться от него почти ничего не удалось.
– Поговаривают, – шепотом поведал он, – будто действительно до сих пор рвется туда с поверхности какой-то монстр. Беда в том, что слухи очень уж туманны и противоречивы, как обычно в метро и бывает. Кто говорит, что ищут добровольцев по всему метро, чтобы со зверем сразиться, кто уверяет, что добровольцем должна непременно быть почему-то девушка, так что мужчинам просьба не беспокоиться. А третьи вообще заявляют, что это просто такой способ приносить девушек в жертву монстру, чтоб отвязался, – так что все вроде уже само собой там устаканилось, и вмешиваться не надо, пока девушки не кончились. А поскольку на станции в основном женщины живут, то их должно хватить еще надолго.
«М-да, – подумал Датчанин, – можно, конечно, пойти, предложить себя в качестве защитника и спасителя какой-нибудь прекрасной или не очень незнакомки. Ну да, а потом, как в известной песне, объяснять, что принцесса ему и даром не нужна, что спасал не для себя. Ладно, если сегодня не найду Каскадера, тогда, может, попытаюсь предложить свои услуги Конфедерации, если они ей действительно нужны». Он решил все же проведать напарника.
Сталкер перешел на Баррикадную и, не дойдя до следующей станции, свернул, осторожно миновав жилище безумного старика. Прошел дальше по туннелю, туда, где в тот раз встретил Каскадера, но никого не обнаружил. Осторожно двинулся еще дальше, светя фонариком, дошел уже почти до того места, где они в прошлый раз вылезали на Плющиху. И уже хотел было развернуться, как вдруг ему показалось, что он услышал шорох.
Датчанин сделал еще несколько шагов вперед, взяв на всякий случай автомат на изготовку. Снова шорох… Крысы? Он включил фонарик. Существо, метнувшееся на четвереньках в сторону, было крупнее крысы. Размером с небольшую собаку. Улепетывая, оно оглянулось через плечо, и Датчанин увидел бледное личико, полные ужаса карие глаза.
– Цезарь, – окликнул он.
– Тикать! – отозвалось существо, не останавливаясь, и несколько раз тревожно цокнуло.
– Цезарь, малыш, не бойся, – Датчанин нашарил в рюкзаке сверток с копченой свининой. – Поди сюда. Дам ням-ням.
– Ням-ням? – с вопросительной интонацией донеслось из темноты.
– Ням-ням, – подтвердил Сергей. – Цезарь хороший. Цезарь умница.
То ли ласковые интонации подействовали, то ли малыш и впрямь был очень голоден – он потихоньку приближался на четвереньках, иногда сокрушенно и совсем по-взрослому вздыхая.
Еще долго Датчанин подманивал его кусочком свинины, ласково уговаривая не бояться. Наконец, Цезарь протянул лапку, схватил подношение и вцепился в него зубами, тут же отскочив в сторону. Истомин терпеливо ждал, не делая попыток приблизиться к малышу. Быстро сжевав первый кусок, он уставился на сталкера в ожидании. На этот раз Цезарь был смелее и отскочил не сразу, а третий кусок и вовсе доедал, сидя совсем рядом. Датчанин дождался, пока малыш насытится, и спросил:
– Цезарь, а где Тятя?
– Далеко-о, – развел лапками тот. И сталкер мог бы поклясться, что в глазах его блеснули слезы.
– Можешь показать?
Цезарь на четвереньках побежал вперед, иногда оглядываясь. Датчанин шел за ним. Они пару раз свернули и оказались в тупике. Возле стены луч фонарика осветил ворох грязного меха. Это была Линда!
