– Пять лет назад я спасла одного неблагодарного человека. – После длинной паузы начала она.
– Так, уже очень хорошо. – Обрадовался я конструктиву. – Дальше?
– А дальше с нами оборвали связи все Старшие семьи страны. Приглашения отозваны. Все переговоры прерваны.
– Причина?
– Издеваешься?
– Нет, – ответил я очевидное. – Представь, что я действительно не в курсе. Не веришь, так хоть попытайся представить.
Ника посмотрела недоверчиво, но препираться не стала. Вздохнула и продолжила обреченным голосом.
– Кто мы такие для Старших семей, чтобы нам говорить причины? Мы спрашивали, мы дарили подарки и пытались узнать через влиятельных друзей. А пока узнавали, от нас начали отворачиваться все остальные.
– Но у них-то можно узнать?
– Причина одна, – горько улыбнулась она. – Если Старшие семьи не хотят нас видеть, то Старшим семьям виднее. Остальные повторяют за ними.
– Бред какой-то.
– Страшно идти против течения. Все хотят жить, – не согласилась она.
– Так где в этой истории я? – Недоуменно поднял я бровь. – Случится могло всякое.
– Но случился именно ты. – Жестко ответила Ника. – Через год всеобщей изоляции, мы решились пойти под руку Щепиных. Сил уже никаких не было, бюджет рода трещал по швам – никто не хотел у нас покупать, никто не хотел нам продавать. Но мы все еще были достаточно богаты, чтобы быть интересными великим князьям. Нам отказали с таким видом, будто мы сумасшедшие и требуем невероятного. Еле-еле удалось убедить, что в нашем желании нет оскорбления, а только непонимание и отчаяние.
– Щепины – это под Ростовом княжество?
– Они, – кивнула Ника. – Тогда нам сказали, что у нас уже есть хозяин. А то, что даже не знаем о таковом и бедствуем – то недоволен он нами, раз забыл и не заботится. Кое-как вытянули, что хозяева объявились у свободного рода… Отец еле удержался, чтобы не вспылить.
– Так кто же? – Отчего-то разозлился я.
Хозяева какие-то, ишь чего.
– Говорят, все видели, кого ваша дочь защищала. Из-за кого на восьмого наследника Голицыных с ножом пошла. На княжеский род! С ножом! – Всхлипнула Ника. – А мне что было делать?! Они бы всех вас убили, я же слышала!
– Там ведь не один я был. – Нахмурился я. – Артема ты, получается, тоже защищала.
– Но Шуйские не признали нас своими. А Голицыны сказали, что там был кто-то еще, кто-то страшнее наследника Шуйских, про которого он им сказал, но не представил.
– «Кто-то еще»? – Переспросил я недоверчиво. – То есть, все они, эти семьи, посчитали вас под «кем-то еще» и решили прервать взаимоотношения? – Усомнился я в их мудрости.
– Какие взаимоотношения могут быть с чьей-то вещью? – Глухо произнесла она. – Даже если не известно, чья она.
– Слушай, но это же бред какой-то… Ну какая вы вещь?
– Твоя вещь, – произнесла она безжизненно. – Которой ты поиграл и выкинул.
– Да я знать не знал! Я тебе мороженое присылал! – Воззвал я к ней.
– И торт.
– Да, и торт!
– Который принес запуганный и трясущийся от страха Игорь Долгорукий. Курьером. Княжеский внук.
– Как это влияет на качество торта?!
– О да…. – Протянула она. – Я никогда не забуду этот торт. Плесневелый, с отпечатком огромной лапы, выдравшей из его центра самое сочное, – уронила она лицо в ладони. – Только потом я поняла этот глубокий символизм…
– Блин. ИГОРЬ! – Прорычал я.
– Попрошу без шума! – Отозвался дежурный.
– П-поставил волка охранять овец, – хлопнул я рукой по колену, сопоставив внешний вид товарища и состояние торта.
– Ты еще скажи, что ничего не знал.
– Не знал, – выдохнул я, играя желваками.
– И поручение не проконтролировал? – Скептически произнесла Ника.
– Да он трубку уже пять лет, как не берет. – Отмахнулся я. – И я, кажется, знаю, почему…
– Так как тогда вы общаетесь?
– Я ему смски шлю.
– А он?
– А он никогда не спорит! Это, знаешь ли, удобно. – Проворчал я.
Надо будет к нему в Останкино съездить. Там как раз окна не открываются на его этаже – так что никуда не денется, все расскажет.
– Вот так и оказалось, что уже пять лет моя жизнь превратилась в ад, без друзей, без подруг и без перспектив, – тускло завершила Ника.
– Это просто недоразумение.
– И за пять лет у тебя не нашлось и минутки, чтобы узнать, как дела у спасшей тебе жизнь? – Безо всякой веры в мои слова произнесла она.
– Пять лет назад я дважды пытался тебе сказать спасибо. Ты дважды проигнорировала, а я, знаешь ли, человек понятливый. К тому же мне было тринадцать лет, а у тебя ни лошадей, ни дельфинов. Зачем мне вообще было тобой интересоваться? Вообще, если такая трагедия вокруг, почему ты сама ко мне не приехала?
– Я приехала, – эхом ответила она. – Увидела тебя счастливым с этой… Графиней… И уехала обратно к себе, в свою кладовку. Ждать, пока о нас вспомнят. И молиться, чтобы не вспомнили никогда. Но ты все равно появился. Я, как тебя увидела, сразу поняла, что жизни мне не будет.
– Чем бы тебе мои порванные документы помогли? – Отклонил я голову назад, уперевшись затылком в холодную стену.
Одновременно – размышляя, как это ситуацию решить. Выходит, сам того не зная, но за пять лет ее изгнания ответственен именно я. Хорошую же плату я плачу за собственную жизнь…
– Захотелось хоть немного, но разрушить твою идеальную жизнь. Чтобы понял, каково это – когда все твои мечты летят в пропасть. – Призналась девушка. – Хотя бы чтобы ты тут не учился. Чтобы я не встречала тебя случайно в коридорах. Вон, в МГИМО иди. Там, говорят, в этом году любимый сын каннибала и диктатора Юго-Западной Африки поступает. Подружились бы.
Посмотрел на часы – второй экзамен за этими разговорами уже кончился и начался очередной, последний на сегодня… А обещанного офицера все не было.
– Все, что ты себе надумала – не верно. Про твои проблемы не знал, постараюсь исправить. Последствия твоей ошибки с документами Артема Шуйского тебе ясны?
– Да. Из-за тебя в моей жизни все станет еще хуже, – уверенно произнесла она, прикрыв глаза.
– Да нет же, – чертыхнулся я, но вместо объяснений просто махнул рукой.
Если она верит в то, что верит, то для них даже разорванный герб – просто очередная неприятность в длиной черной полосе. Скверно.
– Он ведь тебе шею мог свернуть.
– Твоей вещи? Шею?
– Ненормальная, – вздохнул я и надолго замолчал.
Психолога ей нанять, что ли…
