Мирный голос, даже с оттенками радушия. В прошлую нашу встречу он бесновался и орал, грозя всеми возможными карами. Еще один, жестоко разочарованный тем, что чужое брать нельзя.
Вместо ответа, я обозначил улыбку и приподнял в руках чашку, пригубив. Кофе оказался горьким и сытным. Но за эти деньги, лучше бы его было просто много.
Прошлый день обошелся без сна, а надежда вздремнуть этим утром разбилась о суровое предупреждение сестер «мы перезвоним, оставайся на связи». Так и не перезвонили, к слову…
– Вот, документы, – Борис Игнатьевич повернулся к стулу, приставленному рядом с ним и скрытому столом, взял оттуда укладку пожелтевших документов, распирающих прозрачную пластиковую папку, и положил рядом с собой на стол, а затем неловким движением двинул их в мою сторону.
Взгляд он так и не поднял.
Очень характерное поведение – как у студента, переписавшего в свой ответ все, что есть у него в голове, в надежде, что преподаватель сам выберет оттуда верные данные.
– Вы принесли мне то, что вам поручили? – Не притронулся я к предложенным бумагам.
Тот гневно повел плечами, изображая ярость от недоверия, поднял лицо, но под моим взглядом поник и спросил голосом, в котором проступали болезненные ноты от похмелья и ситуации в целом.
– Что вы хотите?
– Не более объема, вам порученного.
– Там этого нет. В архивах ничего нет. Я провел там всю ночь. – Постарался он быть убедительным.
Всего одну ночь из тридцати ему отведенных.
– Вы не нашли, – поправил я его.
– Недостаточно времени.
– Достаточно, если заниматься только поисками, – дернул я краем губ, вспомнив тот вал неприятностей, что принесла мне его структура. Вернее, та его часть, что находилась под его рукой.
– Что вы хотите? – В этот раз его тон был примирительным в надежде на иной мой ответ.
Потому что, как и в прошлый раз, наказывать его буду не я.
– Не более того, что вам было поручено. – Не отклонялся я от обозначенных рамок.
Ведь так легко записать разговор и попытаться представить суть беседы банальным шантажом. К слову, я тоже его записывал, но всегда важно, кто обратится первым – тот и формирует основную версию событий.
– Послушайте… – Взялся Борис Игнатьевич за свою кружку и осушил одним глотком, а затем поморщился, глянув на ее дно, явно недовольный крошечной порцией.
– Внимательно, – обозначил я максимальный интерес словом и осанкой.
– Меня подвели исполнители. Они получат заслуженное наказание. Ваша просьба не может быть удовлетворена в оговоренные сроки. Но я предлагаю найти компромисс. Возможно, вам требуется нечто иное?
– Не требуется, – я отвечал спокойно, несколько отстраненно, не показывая ни намека на издевательство и подтрунивание.
Иначе сорвется на нервах, и все пойдет прахом.
– Мы с вами взрослые люди, – произнес он слитной фразой, говоренной не единожды, но еле удержался, чтобы не чертыхнуться от предпоследнего слова. – Давайте вы сформулируете свое решение нашей проблемы?
– У меня нет общих с вами проблем.
Вот своя проблема имеется – покосился я на свой телефон, ради беседы поставленный на беззвучный режим. Но сестры все равно не звонили.
– Помогите мне решить мою проблему, – дрогнул голос Милютина. – Мне нужно, чтобы вы позвонили руководству и сообщили, что порученное выполнено. Что я должен для этого сделать? – Перешел он уже на прямой текст, без многозначительных намеков.
Припекло. Как бы не судьба его решается в этот день – замечу, обратно на прииски его вряд ли отправят. Да и начальственной должности такого же уровня, вероятней всего, тоже не видать.
– Я думаю, что мы ограничимся моей просьбой. – Произнес я, но успел добавить до его нервного восклицания. – Если вы не нашли время на поиски, то пусть ими займутся мои люди. В ваших архивах.
– Исключено, – ответил Борис Игнатьевич без малейшего промедления.
– Тогда у меня нет иных вариантов. – Развел я руками.
– Это невозможно, – добавил он, нервно облизав губы.
Однако же потеря категоричности чувствовалась на слух и не могла не радовать.
– Поиски без применения записывающей аппаратуры, в пределах общего архива, без доступа в закрытые секции. Десять человек на неделю. На таких условиях, я сообщу вашему руководству, что продлеваю исполнение вашего обязательства по собственной инициативе.
– Просто дайте мне эту неделю! – Вцепился он в скатерть пятерней.
– У вас был месяц и сотни людей под началом, – парировал я.
– Это были плохие сотрудники, я же вам сказал. – Привстал он со стула, чтобы тут же рухнуть на жалобно скрипнувшую мебель.
– Гарантирую высокий профессионализм моих сотрудников. – Приподнял я бровь.
– Послушайте, я не могу провести в архив десять посторонних. Это от меня не зависит! Приказ о допуске на такое число лиц не пропустит внутренний отдел!
– Тогда мы возвращаемся к началу нашей беседы, – не показал я разочарования.
Борис Игнатьевич глубоко вдохнул и выдохнул, сцепил руки перед собой и сосредоточенно на них посмотрел.
– Максим Михайлович, давайте вместе подумаем и решим, как нам быть. Десять человек – это много, – упрямо повторил он, а затем поднял взгляд. – Десять – много. – Повторил он иной интонацией, обладающей слегка другим смыслом.
– Так может быть, шесть? – Улыбнулся я.
– Вот если бы один специалист по вентиляционным системам. У нас там, кажется, повышенная влажность.
– Один – никак не справится, – категорично отозвался я. – На такой объект нужна бригада с оборудованием.
– Оборудование излишне, достаточно визуального осмотра. – Нахмурился Милютин.
– При условии, что специалистам никто не будет мешать и вмешиваться в работу. – Пошел я на уступку. – Бригада из шести…
– Трех.
– А в особой секции тоже есть проблемы с влажностью? – Наклонил я голову.
Тот насупился и уперся взглядом. Я не отводил свой в сторону, убрав улыбку. В его воображении он наверняка сладко душил меня, вырывая хрипы из пережатой глотки. В моем воображении на его месте была пыль, которую унесет дуновением сильного ветра. Ветер приближался – в окружающей тишине и напряжении это ощущалось особенно остро.
– Ничего такого, с чем не справятся два квалифицированных техника за день, – отвел он взгляд первым.
И не говорите мне про пропуска и допуски. Внутри структуры, созданной, чтобы создавать и ломать правила, не было такого закона, который руководитель его уровня не мог обойти своей волей и именем.
– За сутки для одной секции и вторые сутки – для следующей, – подытожил я разговор. – Без оборудования, без записей, только осмотр. Без постороннего присутствия и препятствования работе.
