– Мне нужны их имена, паспортные данные. – Подумав, хлопнул по столу Милютин, так же подтверждая результат переговоров.
– Извольте ознакомиться, – не дал я ему права на техническую паузу и со спокойным видом выудил из внутреннего кармана сложенные вчетверо листы.
Выбрал из десяти цветных ксерокопий две верхние и положил на стол перед Борисом Игнатьевичем.
– Калмыки? – Уже приподнявшись было из-за стола, тот вернулся обратно на место и без особого желания посмотрел на четкие и яркие отпечатки.
– Там так написано, – подтвердил я, глянув на фото с характерной восточной внешностью. – Фото на удостоверение можно вырезать из листов. Техники могут приступить к работе прямо сейчас. Я действительно опаздываю, – слегка развел я руками и примирительно улыбнулся. – Вы ведь не верите, что надо мной никого нет?
И зря не верит.
– Я понимаю, – кивнул он. – Будет правильным начать завтра с утра.
– В сутках все равно двадцать четыре часа. Не будет проблемы начать сегодня же, – поднялся я с места, с невозмутимым видом забрав со стола укладку принесенных им бумаг под левый локоть, и протянул ему правую руку.
– К шестнадцати часам. Жду. – Посмурнев, крепко пожал он ладонь.
Иначе за ночь он все просто уберет. Сейчас же на это просто не будет времени. Тем не менее, у него все еще есть шесть часов на то, чтобы подготовить пакость – скрыть самые ценные материалы, вынести часть стоек, подмешать фальшивок, поставить стену-перегородку и отделить часть архива. Оттого Борис Игнатьевич спокоен – надо просто доехать каких-то семь километров до ведомства на Нагорном тупике и дать соответствующие распоряжения, оставив меня с носом.
Он еще не представляет масштаба пробки, которая готовится возникнуть на таком незначительном участке дороги.
– Всего наилучшего, – остался я допивать остывший кофе и оплачивать счета.
Далекий звук взвизга шин и глухого удара металла о металл раздался почти сразу, как Борис Игнатьевич сел в служебную машину и выехал на главную дорогу. Короткий взгляд в окно – какая досада, «Камаз» поливальной машины врезался в невзрачный «Форд» лохматого года, неведомо как пропущенный внутрь садового кольца. Повреждений особых нет, но из-за маневра грузовой машины, пытавшейся избежать столкновения, перекрыты все полосы – как на зло, с односторонним движением, даже не развернуться. Вон, Борис Игнатьевич встрял аккурат после белого опеля, выезжавшего с парковки перед ним, и подперся почти под бампер машиной, спешащей позади.
Попивая напиток, я смотрел, как его ведомственный «мерседес» пытается распугать машины мигалкой и звуковыми сигналами – а те отчего-то не расступаются, да и некуда им. Надолго это – а ведь дорога едва-едва началась… После этой аварии его ждут еще две, усугубленные деятельным ремонтом дороги (то есть, брошенным среди ограждающих конусов экскаватором) – и каждая будет с тем обманчивым чувством присутствия движения, когда машина едет, но все ее рывки – из ряда в ряд, и не более того…
Я сделал знак официанту принести счет и поднялся с места.
Сегодня Борису Игнатьевичу предстоит узнать, что иногда семь километров можно ехать аж целых пять часов. Не самые приятные ощущения – посочувствовал я безо всякой искренности, вкладывая крупную купюру в книжку со счетом и засобирался на выход.
Вот людей, которые застрянут вместе с ним, безусловно жалко. Правда, большинство из них мои сотрудники…
Я вышел на парковку и сел в машину – светло-серый ауди – на пассажирское сидение. Впереди чуть повернул голову водитель, ожидая отмашки на начало движения.
– Давай через Каменный мост. Сам видишь, какая тут засада случилась, – пристегнувшись, с неким довольством посмотрел я на стремительно формирующийся затор.
Конечно же, Борис Игнатьевич может пойти пешком или на метро. Но есть ставка один к ста, что он не покинет салон кондиционированной машины – особенно сейчас, когда над головами начал собираться дождь, грозясь пролиться натуральным ливнем с грозой, заплутавшим по небесам как бы не с мая-месяца. Иного бы не смутил и дождь, и пешая прогулка сквозь него, но тут типаж такой – начальственный и легко предсказуемый, живущий собственным статусом и уверенностью в личном могуществе. Весьма для меня удобный типаж.
Разве придет такому в голову, что просьба, за которую оплачены огромные деньги, с самого начала не имела никакого решения? Даже если бы он взялся за него со всем пылом и старанием – все равно бы не успел за месяц… Даже за год.
Дело не в сроках. Я был изначально уверен, что Милютин поведет себя именно так, как он в итоге поступил. Мне было важно, чтобы он не нашел ответ сходу, случайно, из-за гениального сотрудника или невероятной удачи – а это могло быть гарантированно только, если ответа не существует вообще, если в основе задачи – фикция, не существующая в реальности, но тщательно мною сфабрикованная и раскиданная частями и фрагментами по региональным отделениям ИСБ. Так, чтобы у головного подразделения не появилось и сомнения, что странное событие, детали которого требовалось уточнить, на самом деле произошло.
Я позволил себе легонько улыбнуться и откинулся на сидение, мысленно вспоминая усилия прошлых двух лет. Именно столько потребовалось, чтобы вызвать у серьезного ведомства чувство «дежавю» – чувство уверенности, что ответ существует вообще, и они имеют к нему доступ.
Тронул папку, которую подготовили для меня, достал часть листков и развернул веером.
– «Ну да, знакомые все материалы», – фыркнул, узнавая то самое, что сам некогда подкладывал в региональные архивы службы безопасности.
В княжествах порядки чуть проще, и проникнуть туда – задача выполнимая, хоть и сложная. Тем более, что необходимо было именно подкинуть, а не вынести что-то важное или снять на микропленку. Зря, что ли, нас учили столько лет…
Отложив бумаги в сторону, нажал на клавишу в подголовнике перед собой. Откинул часть дивана рядом, открывая доступ к портативному утилизатору, и закинул бумажки туда. Вспомнив про копии невостребованных ксерокопий, оставшихся в кармане пиджака, достал и их, закинув следом.
– Калмыки, да, – хмыкнул, разглядывая узкие разрезы глаз на фотографиях неулыбчивых мужчин.
Были такие уважаемые чиновники при Императоре Поднебесной, почетной миссией которых являлось хранить слова и мысли, изреченные живым богом на земле, дабы донести его мудрость до подданных без искажения, во всей полноте смыслов. Были эти чиновники все то время, пока существовала сама империя, сменяясь поколение за поколением, передавая знания и навыки своим детям, чтобы те тоже продолжали свой долг подле трона. Род рос и богател в сиянии императора, получая за служение милости и награды. Вскоре император посчитал, что честью помнить слова и мудрые речи можно жаловать избранных чиновников и вельмож – а те от счастья, что стали немного похожи на бога, одаривали род не менее щедро. Богатой и влиятельной получилась фамилия по истечению столетий, уважаемой и респектабельной.
