– Но, пожалуй, я знаю, чем можно загладить вину! – С торжеством, в котором чувствовалось то приятное лукавство, когда точно знаешь, что подарок придется по вкусу, произнес я. – Вера, торт! Вера. Вера!.. Артем! – Возмутился уже я, поворачиваясь к другу.
Пусть объяснит ей, что не следует портить момент какой-то обидой! Только Артем тоже был временно недоступен для коммуникации – он ошарашенно смотрел назад.
Я тоже повернулся, и тоже замер на несколько секунд, пытаясь осмыслить увиденное.
Над раскрытой и пустой пластиковой коробкой из-под торта замерла с маской ужаса на лице Вера, глядя на собственные ладони, запятнанные шоколадными следами немыслимого преступления. Крошки были на ее подбородке, крошки лежали на синей ткани ее юбки, и ни один адвокат мира, даже самый гениальный, не взялся бы оправдать ее перед лицом неопровержимых улик.
– Вера, ты зачем съела торт? – Ошарашенно произнес Артем.
– Я…я… – Залопотала она, переводя взгляд то на него, то на свои ладони. – Я не знаю, как так получилось… – Перешел ее голос на едва слышный шепот.
На ее лице было такое отчаяние, такая буря эмоций, что сложно описать словами. Словно у матери, считавшей себя образцовой и идеальной, после первой порки сына. Будто у молодого и отчаянно верящего в свой коллектив директора после первого увольнения сотрудника. Как у резидента, с треском провалившегося на какой-то ерунде…
– Вера, ты трогала крышку? – Сильно зажмурившись, спросил Артем вновь.
– Я с-случайно, я хотела просто аромат…
– Ой, блин… – Как от зубной боли прошипел он, вцепившись ладонями в виски. – Максим, это ведь тот самый торт, да?
– Тот самый торт? – Эхом прошептал Игорь взволнованным голосом.
– Тот самый, – скорбным голосом подтвердил я.
– Прямо тот самый? – Спросил он, с тоской разглядывая крошки на платье девушки.
– Даже лучше. – Присел я рядом с ним в шкаф. – Он был свежий… Ему не было и часа…
– Расскажи, каким он был? – Схватил он меня за руку и с отчаянием посмотрел в глаза.
– Само совершенство. – Падали слова в абсолютной тишине. – В нем была свежесть послегрозовой весны и тепло южного ветра; энергия ветра, наполняющая паруса и спокойствие лепестка на тихой воде.
– Р-ребята…
– Тш-ш… – Прошипел на Веру Артем, глянув совсем недобро.
– Сотни миллионов вольт напряжения ради одного кусочка…
– Это один из самых печальных дней в моей жизни.
– Теперь представляешь, как было тяжело Нике Еремеевой, когда ты принес ей только часть торта? – Спросил я, не меняя тона.
– Да, но у нее была хотя бы часть…
– Она ее не съела. Выбросила.
– Выбросила?! Она что, сумасшедшая? – Возмутился Игорь.
– Как видишь, в этом поколении они все не очень умные. – Похлопал я его по плечу. – А если это массовое, стоит ли из-за этого переживать?
– Значит, ты на меня не сердишься? – Спросил он смущенно.
– Давно простил. – Хмыкнул я, одновременно примеряя рост Веры и габариты шкафа. – Можно я одолжу у тебя половину шкафа и одну створку?
– Бери хоть весь.
– Весь не надо. Вторая сейчас все-равно где-то в застенках…
– Максим, не надо, – встревоженно попросил Артем. – Она не знала, что делала. Вернее, знала! Но не осознавала последствия!
– Ладно, – призвал я все свое долготерпение.
Мы же, вроде как, пришли ей карьеру делать.
– Игорь, вот эту девушку надо…
– Закопать?
– Трудоустроить. – При всем желании согласиться, нашел я силы на иной ответ. – Нет, не на каторгу. Ведущим прогноза погоды. Прежнего в отпуск. Считай это наказанием за твое поведение с Еремеевой. Теперь ты каждый день будешь видеть человека, который съел твой торт. Как только простишь ее – уволишь.
– Пожизненный контракт, – пробормотал Игорь. – Нина! Так… Сейчас секретаря вызову, – и посмотрел по сторонам, словно в поисках телефона или кнопки.
А вокруг был только шкаф, и какие-то ткани, пледы в нем. Хм…
– За дверь выйди, она, наверное, там.
– Ах да, вы проходите в мой кабинет, пожалуйста! – Поднялся он с места и суетливо принялся выражать гостеприимство.
Вера продолжала сидеть в прострации – пришлось выводить ее из этого состояния традиционными методами.
– Ай! – Тронула она волосы, за пряди которых я дернул.
– Секретарь подойдет, составит бумаги. Подпишешь, пройдешь с ней в павильоны, отснимешь пилотный выпуск. Все понятно?
– Я с тобой пойду, – хмуро произнес ей Артем. – Дождись меня.
– Хорошо. Я правда… Извините! – Уперлась она взглядом в пол.
Оглядев парочку, осуждающе покачал головой и проследовал в кабинет Игоря. Тот, правда, по прежнему где-то искал секретаря по коридорам… Будем верить, она не решила спешно покинуть страну, и Игорь ее найдет.
– Сложно винить человека в том, перед чем он не может устоять, – выработал-таки Артем свою позицию, зайдя следом и прикрыв дверь.
– Всего дел – не открывать герметичную крышку, – пожал я плечами, оглядываясь вокруг.
В довольно просторном – для размеров башни – помещении устроился друг. Прямоугольник стен занимали три круглых стола, занятых папками с проектами. На дальней стене тихо бормотал эфир телеканала в широкой рамке плазменного телевизора. Панорамные окна, вид из которых должен тут быть просто роскошным, отчего-то полностью скрывали полупрозрачные шторы, позволяя дневному свету наполнять кабинет – но основным источником освещения были плафоны дневного света на низком потолке. И над всем этим рабочим благолепием плыл едкий и неприятный запах табака.
– Это любопытство! Тебе ли не знать.
– Это гордыня, – не согласился я. – Желание убедиться, что у нее получилось бы лучше.
– Уверен, ничего общего, – продолжал упорствовать Артем.
– В музей сегодня не идем?
– Вере нужна поддержка. Стресс, незнакомые люди. Ее могут обидеть.
– Она кусок торта съела за двадцать секунд. Да за минуту она кому хочешь руку отгрызет!
– Закрыли тему, – знакомо насупился Артем.
Оставалось только рукой махнуть – ничего он слушать не станет. Что сейчас, что тремя годами раньше, когда я его час убеждал, что делать мангал из газового баллона – плохая идея, а он не верил и ходил потом в вязаной шапочке на лысую голову.
– Так, договор уже оформляется, – зашел в кабинет Игорь и быстрым шагом направился к центральному столу, за которым мы сидели. – Прошу простить, запамятовал, я представлен вашему товарищу? – Присев на свое кресло и переждав легкую отдышку, произнес он.
