Мы же с Борисом Игнатьевичем прошли дальше – таким же шагом, как и двигались до того.
– Нет, не этот! Рядом с ним!
– Послушайте, я уже устал от ваших выдумок и галлюцинаций! Я буду вынужден требовать вашего обследования у психолога и нарколога!..
– Вот с такими людьми приходится работать, – попенял полковник, вздохнув. – Аристократы.
– Вы с ними пожестче, – посоветовал я равнодушно, отчего выражение его лица на мгновение обрело оттенок неудовольствия, но тут же вернулось к уже привычно-благожелательному.
– Обязательно, – кивнул он, ускоряя шаг.
Напряжение схлынуло только в машине, вцепившись напоследок в мышцы так, что на коже сидения остались следы от пальцев рук.
– Вроде, на свободе. Прорвались, – подытожил я, медленно выдыхая воздух. – По лезвию прошлись, по самой его кромке.
Полковнику ничего не стоило поднять тревогу внутри архива, выставив все так, что его взяли в заложники. Да, честно говоря, у него было десятки возможностей сорвать всю эту авантюру – только вот на дно он пошел бы вместе со мной. На это и расчет… Главное, чтобы моим сотрудникам дали уйти свободно – схема эвакуации их из города уже разработана, только бы непосредственно на территории не прихватили.
Впрочем, сейчас Борис Игнатьевич явно придумал что-то новое, и есть шанс, что тут тоже все пройдет гладко.
До ночи оставалась уйма времени, а привыкший к планам и графикам организм откровенно бунтовал перед блаженным ничегонеделанием. По плану вечер занимал совместный поход в музей. Включив телефон, немедленно об этом напомнил.
– Вряд ли получится. Далеко и поздно. – Отказался Артем. – Вера приглашает чай пить.
– Ты только чайные пакетики свои бери, мало ли.
– Да ну тебя, – возмущенно фыркнув, отключился он.
Вместе с поданным в телефонный аппарат электричеством и сотовой сетью, в прибор немедленно просочились короткие текстовые сообщения от Игоря: «А если есть кусок торта, то где-то должно быть все остальное?» «Максим, я обыскал весь этаж, где остальное?» «Максим, на кухне тоже нет» «Максим, я вызвал сорок человек с оборудованием» «Мы начали демонтаж перегородок» «Максим, твоя шутка затянулась!» «Отлично, теперь я должен ремонтировать все это гребанное Останкино. Где он?!».
– Давай домой, – обратился я к водителю, набирая ответный текст.
«Был просто один кусочек, честно».
«Нельзя говорить кусочек торта, если нет самого торта. Это противоречит нормам русского языка!!!»
Ах да, завтра же первым экзаменом русский – погрустнел я. Второй – история, и тут надо будет почитать местные учебники. Программа-то обучения у всех вроде как одинаковая, но вот то, что написано в книгах от княжества к княжеству отличается, и порой очень сильно. Все князья отчего-то – победители и представители света и добра, что и торопятся донести местные типографии, за свой счет заменяя государевы учебники… В общем, нелишним будет узнать, кто добрый по версии Москвы.
«Извини» – и грустный смайлик Игорю в качестве оправдания.
Тот переживал трагедию минут пятнадцать.
«Максим, а если будет две жены, это ведь два торта?»
Он еще наверняка забыл, что свадебным тортом вообще-то надо делиться с гостями… Впрочем, какая свадьба без драки?
«Этот вопрос я буду обсуждать с тобой и твоей первой супругой».
«Я в семье главный!» – И даже в тексте чувствовалось возмущение.
«Вот с главным в семье и обсужу» – На чем оптимистично и завершил.
Дома разложил учебники, положил тетрадь для кратких записей, ручку и подошел к окну, вглядываясь в пасмурное небо над головой, подсвеченное огнями огромного города. Длинные черточки дождя покрывали стекла, а тихий рокот грозы слышался частью лета – пусть не ясного и солнечного, но теплого и тоже по-своему замечательного.
Я широко распахнул окно, впуская в комнату ветер, озорно подкинувший шторы, полиставший страницы учебника и обнявший ощущением свежести, от которого захотелось выйти на улицу и зашагать под теплым дождем, с волнительным ощущением понимая, что промокну до последней нитки. Мимо будут спешить люди, спасаясь от ливня под кронами деревьев, перебегая из-под козырька магазина к остановкам, пока тоже не поймут, что уже насквозь промокли – и неспешных пешеходов, улыбающихся теплой непогоде, станет больше…
Отчего-то вспомнились слова Бориса Игнатьевича о коварстве, совершенном кланом. О том, как ограбили и оставили без всего. О том, как не желают признавать сейчас, лишая положенного по праву крови.
Быть может, это правда – спокойно принял я такую возможность.
Но есть кое что, что они у меня не смогут забрать. Отданное, быть может, без желания. Быть может, с надеждой, что оно быстро исчезнет из мира вместе со мной.
В небесах взревела гроза, расползаясь ветвистыми молниями по громоотводам княжеских высоток.
Стихия заберет всех, рано или поздно – посмотрел я на все большее число людей, отчаянно мокнущих и все еще надеющихся добраться до дома сухими. Суета не изменит общего итога – всем им понравится.
* * *
В просторной комнате из трех стен и витражного окна от пола до потолка, было все для работы в двадцать первом веке: кресло, стол и компьютер, подключенный к глобальной сети.
Свет настольной лампы освещал клавиши, тихим шелестом откликающиеся на легкие и стремительные прикосновения девичьих рук.
Сама хозяйка неотрывно смотрела на монитор, правя текст-заготовку собственной речи с совершенно равнодушным видом, будто не теплые слова радушия и гостеприимства набирались ею, а сухая канцелярская бумага о списании материалов на совершенно бесполезное и бесперспективное дело.
Возможно, потому что так оно и было – не от всякого гостя был толк, а те, кто обещались с помпой прибыть завтра, были из самого бесполезного их числа, пусть и украшенного множеством титулов и богатой родословной.
Намечались очередные благодетели темного и варварского народа, желавшие менять бусы на золото. Сейчас, правда, это называлось совместным проектом по освоению шельфовой зоны, предполагавшим честное распределение обязанностей – с них советы и управление, с нас шельфы и деньги…
Не принять гостей – нельзя, а принять – потеря времени.
«…С какой радостью я рада приветствовать благородных потомков первого императора Испании…». Век бы их не видеть.
Девушка отвела взгляд от монитора и посмотрела через окно на город.
Тут, на высоте двух сотен метров, течение огней по широким проспектам и шоссе выглядело словно мерная индикация прибора, отражающего жизненное состояние организма. Будто спокойная и ритмичная синусоида кардиограммы, которую специалист легко расшифровывает на вид.
Было в увиденном что-то успокаивающее, отчего на девичьем лице, подсвеченном белым отсветом монитора, появилась легкая улыбка.
